Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гнев же больше умственная агрессия, которая имеет определенную цель – разрушить объект, его вызвавший, и тогда это базовое чувство расширяется по внутреннему содержанию, становится социальным и теряет первоначальную функцию защиты. Гнев, как социальное чувство, более сложнен, чем злость – человек переживает еще и вину, боль, унижение, грусть, фрустрацию, разочарование, отверженность, брошенность, возмущение, волнение, смущение, предательство, сожаление, тревогу, стыд, страх. И если все перечисленные составляющие имеют только вербальную реализацию, то сам гнев больше выражается в действии и имеет множество физических и психических последствий.
Человек в гневе страшен, а если это ребенок и на него направлен гнев близкого человека, то такой страх переживается как смертельный. И чтобы как-то разрядить обстановку, он придумывает свои способы выжить в угрожающей обстановке.
Когда-то в детстве я придумала всегда быть в хорошем настроении и довольной жизнью. Надела на лицо улыбку и носила ее лет сорок пять. Я отказывалась выражать злость, и тем более под запретом находился гнев. И все это для того, чтобы никто не увидел, как мне страшно, больно и невыносимо. Таким образом я утратила навык установления даже минимальных границ. Как-то мама, когда мне было лет четырнадцать, сказала: «Как же ты дальше-то будешь жить? Ведь ты такая неприспособленная!» Как только я вернула способность злиться и выражать свою злость, моя жизнь качественно изменилась.
У гнева есть сопутствующее базовое чувство – страх. Эта пара часто встречается при работе с травмой. Когда страха много, гнев подавляется, человек не в состоянии себя защитить, он парализован страхом. И наоборот, гнев может вытеснить страх, и тогда человек не видит негативных последствий своих действий, ничего не боится, неадекватно оценивает последствия выгоды или потери. В таком состоянии он может уволиться, разорвать отношения там, где лучше было бы их сохранить.
Еще одна особенность этой пары чувств – человек, переживший травму, может чувствовать одновременно и страх, и гнев. В этом внутриличностном конфликте происходит расщепление на две части – одна переживает и ведет себя как жертва, а другая готова ринуться в бой. Встречаются две установки: «Нельзя злиться!» и «Будь сильным! Защищай себя!» В первом случае подавляется злость, во втором – страх, а в итоге ничего не происходит вовне. В терапии мы помогаем клиенту интегрировать оба базовых чувства, возвращаем им право на существование через информирование о том, что страх нас защищает и помогает избежать опасности: напасть, убежать или замереть и дождаться, когда опасность минует; сориентироваться, где таится опасность, кто или что нам угрожает. Гнев также необходим для защиты – с его помощью мы отстаиваем достоинство, ценности, преодолеваем препятствия на пути удовлетворения своих потребностей. Таким образом реабилитируем оба вытесняемые чувства.
Когда человек не может выразить гнев, он может заплакать от бессилия это сделать. Гнев является более эффективной реакцией, чем плач, поскольку направлен на устранение причины боли. Для этого, соответственно, необходимо обладать способностью распознать причину и понять, на какой именно объект следует направить гнев. В то время как плач сопровождается ощущением собственной беспомощности в с ложившейся ситуации, гнев преодолевает это чувство.
Гнев во многих отношениях подобен грозе: после разрядки чувства через интенсивные движения, сознание проясняется и возвращается хорошее самочувствие, тогда как плач можно сравнить с тихим дождем.
Стыд и вина
При травме насилия мы часто сталкиваемся с такими чувствами, как вина и стыд. Эти два чувства, также как страх и гнев, любовь и ненависть, находятся рядом и их даже путают, так как по переживаниям они очень похожи. Вина и стыд обычно являются следствием нарциссической детской травмы, сексуального насилия или токсичного отношения. Я долгое время не могла осознанно переживать чувства стыда и вины, так глубоко они были спрятаны, прорываясь наружу только через телесные состояния. Тогда я испытывала такой сильный стыд, что хотелось умереть, провалиться сквозь землю, окоченела внутри, но внешне это никогда и никакими симптомами не проявлялось, кроме разве покраснения лица, с которым я справлялась как с данностью, прикрываясь где-то услышанной фразой, что «не краснеют только идиоты». Вот идиоткой я себя не считала и разрешала себе краснеть.
Однажды на сеансе психодрамы директор драмы предложила мне проработать чувство стыда, но в тот момент я его совсем не испытывала и даже не поняла, что имеется ввиду. Только спустя время осознала очевидность этого чувства в той драме. С чувством стыда связано много нелогичного, но тогда я подумала, что мой психотерапевт нелогичен. За стыдом скрывается очень много других тяжелых чувств и состояний – уязвимость, тревога, страх, самоотвержение, внутренний конфликт, жесткий внутренний критик, негативный образ самого себя, поэтому проживание и обнаружение этого чувства такое сложное.
Равно как испанский стыд[22]! Помню, как я его испытывала за актрису, что играла главную роль в одной из пьес музыкального театра и так откровенно фальшивила, что хотелось уйти. Но я не могла, потому что пришла на спектакль и должна была, по моим представлениям, досмотреть его до конца, ведь это некультурно и неуважительно по отношению к артистам уйти до окончания действа.
Мысль, что мне не нравится и у меня есть право уйти оттуда, где мне не нравится, была недоступна. Когда-то так же недоступно было право уйти из деструктивной семьи, потому что я была маленькой девочкой. Мне приходилось свое недовольство закапывать глубоко внутрь и терпеть бесконечные пьянки и буйство взрослых людей. И все же я это сделала в пятнадцать лет, когда поступила в Иркутское педагогическое училище № 1, где встретила отзывчивых однокурсниц и педагогов, с помощью которых начала потихоньку оттаивать.
Стыд, как и вина, служит барьером для самопринятия. Он делает нас робкими и неуверенными, настраивает против потребностей тела, лишая таким образом человека целостности, возможности спонтанного поведения и получения истинного удовольствия. Стыд появляется, когда человек боится осуждения окружающих, потому что впервые появляется тогда, когда рядом есть еще хотя бы один человек, в присутствии которого его стыдят.
Сейчас, когда пишу эти строки и вспоминаю себя, с трудом могу поверить, что я так жила до сорока лет. Уязвимость доводила меня до истощения, духовного и физического. Но чтобы жить дальше, я их преодолевала и, находясь уже без сил, делала вид, что у меня все хорошо – улыбалась, демонстрировала бодрость духа и тела (здесь помогал опыт спортивных и танцевальных занятий). Окружающие даже