его столько лет! Проводил здесь ночи, перестал навещать могилу матери, и все только для того, чтобы хоть перед смертью вдохнуть один единственный глоток свободы!

– Делай со мной что хочешь, Оргор, – не выдержал, вскакивая с камня, Ахмед. – Но я сниму проклятие с несчастного старика!

– Стой!

Но Байсан уже вскарабкался на каменный уступ и, размахивая палицей, бросился за скарабеями. Жуки мгновенно исчезли. Остались только шарики навоза, которые вдруг начали разбухать, увеличиваясь в размерах. Чем чаще обрушивалась на них палица Ахмеда, тем больше они становились.

Оргор понял, что духи Тагулы заманили его друга в ловушку, и обернулся к старику. Тот опустил мотыгу и, наблюдая за Байсаном, улыбался.

– Когда канал был завален, – демон мерзко хихикнул. – Мне оставалось только свести счеты с опостылевшей жизнью. Я повесился на этом дереве!

– Ахмед, сейчас же спускайся обратно! – крикнул Оргор. – Нас водят за нос! Все это мираж!

– Где мираж? – старик подошел к дереву, на ветке которого болталась петля, и просунул в нее голову. – Какой мираж? Все по-настоящему, Оргор! Полюбуйся-ка!

Он спрыгнул с камня и закачался на веревке.

Байсан и сам понял, что оказался в западне, но поделать уже ничего не мог. Каменный уступ превратился в желоб, по которому навстречу друг другу с грохотом катились два громадных шара. Ахмед вжался в стену желоба, но это не могло ничего изменить. Столкнувшись, шары неминуемо превратили бы его в лепешку.

Нельзя было терять ни секунды, и Оргор прыгнул к дереву, повис на веревке и отсек ее одним взмахом кинжала. Старик упал на каменное дно ущелья, но тут же вскочил и, подхватив свою мотыгу, взмахнул ею.

– Вы пришли в Тагулу за Раззаком, но найдете здесь свою смерть!

Оргор перехватил деревянную рукоятку мотыги и вонзил кинжал в грудь демона.

– Сначала сгинешь ты!

Тление началось оттуда, куда вонзился кинжал Оргора. Оно стремительно охватило плоть монстра. Старик разлагался прямо на глазах. Смуглая, опаленная солнцем кожа растрескалась, как сухая земля. Обнажились желтые кости, затем выскочили из суставов. Скелет распался на куски. Оргор взглянул на каменный уступ и увидел, как столкнулись огромные шары. Ударившись друг о друга, они разлетелись на мелкие кусочки. Ахмед, целый и невредимый, но с бледным как мел лицом, стал спускаться вниз.

– Я уж думал, мне крышка, – проговорил он, оказавшись подле друга.

– Предупреждал же: не ввязывайся в здешние дела! – с укоризной сказал Оргор. – Мы не должны обращать внимания на то, что нам специально подсовывают, иначе завязнем в Тагуле навсегда!

– Клянусь, брат, что больше не поддамся провокации! – торжественно пообещал Байсан.

Не успели друзья выбраться из ущелья, как его дно начало подниматься и вскоре сравнялось с Дорогой Кобры. Не осталось никаких следов старика в набедренной повязке и его канала. Оргор и Ахмед продолжали идти до тех пор, пока не убедились в том, что духи Тагулы на время оставили их в покое.

Посмотрев на дорогу, Оргор объявил долгожданный привал.

– Если хочешь – можешь поспать, я подежурю, – предложил Ахмед. – Мало ли что может случиться.

– Дежурь, но в случае чего – сразу буди меня и не спеши действовать. А то знаю я твой характер…

– Я буду спокоен, как каменная скала! – пообещал Байсан.

7

Абделькадир отдавал распоряжения, касающиеся приготовлений к Шубуа-Мавлуду. Закончив, он приказал:

– Я ухожу к себе. Не беспокойте меня даже в том случае, если Нил потечет вспять, а Аравийская пустыня превратится в цветущий сад.

Жрецы Сета почтительно склонили головы и выпрямились, только когда красный плащ Абделькадира исчез за поворотом коридора.

Верховный Жрец боялся за свою жизнь и постоянно ждал покушения. Во всем он видел признаки приближающейся опасности, и поэтому сделал свои покои в Храме Сета по-настоящему неприступными. Кроме того, ключи от множества дверей, ведущих в его комнату, Абделькадир постоянно носил у себя на поясе и то и дело пересчитывал их.

Отперев очередную дверь, жрец оказался в коридоре, заканчивавшемся круглой каменной ямой, через которую был переброшен узкий мост без перил. Вряд ли кто-нибудь, кроме Абделькадира, отважился бы пройти по мосту-доске над ямой, кишащей змеями. Она была последней и самой надежной линией обороны перед комнатой Верховного Жреца. Абделькадир спокойно дошел до середины моста и остановился, чтобы полюбоваться движениями гладких извивающихся тел. Учуяв присутствие человека, змеи вытянули вверх головы и зашипели.

– Ах вы мои злюки, – ласково пропел Верховный Жрец. – Приближается ваш праздник. Примите мои поздравления!

Оказавшись по другую сторону каменной ямы, Абделькадир отыскал в связке последний ключ и отпер свою комнату. В ней не было никаких излишеств. Верховный Жрец жил в спартанской обстановке, считая, что роскошь отвлекает от работы. Кровать, кресло с высокой спинкой и несколько стульев были настолько простыми, что могли бы служить образцом аскетизма. Большой письменный стол и огромный, забитый старинными фолиантами шкаф выглядели мебельными аристократами, но опять-таки были предназначены для работы.

Усевшись за письменный стол, Абделькадир раскрыл тетрадь в потертой кожаной обложке и углубился в проверку правильности своих расчетов. Дойдя до последнего столбика цифр и иероглифов, он удовлетворенно хмыкнул. Пришло время беседы с Бесплотным – невидимым духом, предупреждавшим Верховного Жреца об опасностях.

Абделькадир встал, энергично покрутил головой, чтобы привести в порядок затекшую шею, и направился к плотной портьере, разделявшей комнату на две половины. За портьерой находилась святая святых жилища жреца; в этой части Храма бывал только сам Абделькадир и люди, которые отсюда живыми не выходили. Пол помещения был изогнут к центру так, что представлял собой чашу с отверстием в центре. Множество знаков, лишь отдаленно напоминавших иероглифы, вились по стенам чаши замысловатыми спиралями, чтобы в конечном итоге сойтись в центре. На краю магической чаши стоял столб. Привязанный к нему кожаными ремнями человек был без сознания. Его голова бессильно свешивалась на грудь, руки были стянуты на груди, как у лежащего в гробу покойника.

Абделькадир снял со стены факел и поджег толстые свечи из змеиного жира, расставленные по периметру чаши. Затем вернулся в кабинет за острым кривым ножом и флаконом с зеленой жидкостью. Открыв пробку, поднес флакон к лицу человека у столба.

– Хасан!

Пленник тряхнул головой и посмотрел на Абделькадира затуманенным взглядом.

– Очнись, пес! – сказал Верховный Жрец. – Мне нужно, чтобы ты осознавал все, что с тобой будет происходить!

– Убей меня, Абделькадир! – прошептал Хасан. – Ради нашей прежней дружбы, убей!

– Ради дружбы, говоришь? – Бочкообразная грудь Верховного Жреца заколыхалась от смеха. – Я никогда не дружил с рабами, Хасан. А ты всегда был рабом. И когда издевался над молоденькими девушками в подвалах