высокая должность. Но работа в тылу меня не устраивала. Дни казались долгими и нудными. В течение месяца работы вторым помощником при штабе я трижды подавал рапорт, чтобы направили на передовую. И наконец просьбу удовлетворили.

Попал в 131-й артиллерийский полк на должность командира взвода топографической разведки (с исполнением должности командира штабной батареи).

131-й артиллерийский полк только что вышел из боевых действий и заново укомплектовывался и обучался в течение полутора месяцев недалеко от города Старый Оскол.

После формирования и обучения полк выступил на передовые позиции. Однако на передовой полку выполнять боевую задачу пришлось короткое время. Впередистоящие войска начали отступать, и полк потерял связь с дивизией.

Стояло начало лета 1942 г. Командир полка дал приказ сняться с передовых огневых позиций. Мне дал приказ, как топографу, вывезти ночью штаб и штабную батарею в назначенное место.

К утру приказ командира был выполнен. Я еще не успел позавтракать, как ко мне прибежал посыльный, докладывает: “Товарищ лейтенант, вас вызывает к себе начальник штаба”.

Я быстро сел на коня и поскакал. Начальник штаба приказал: “Штаб полка и штабную батарею передислоцировать на новое место!” И этот приказ был выполнен. Но обстановка складывалась сложно. Кругом летали вражеские самолеты и был слышен гул и рокот танков. Мы стояли и ждали дальнейших распоряжений. В это время комиссар батареи политрук Сердюк быстрым шагом подошел ко мне и говорит: “Лейтенант Петров, поезжайте еще раз к начальнику штаба и командиру полка, выясните обстановку и спросите, что нам дальше делать”. Я снова помчался туда. Однако я там никого не нашел. Повернул коня и галопом поскакал обратно в наш штаб полка и штабную батарею. Но и здесь никого не застал. Я остался один. Коня расседлал и пустил на волю. Он мне больше был не нужен. Спустился в овраг, в кустарники. Там встретил своих семерых разведчиков, и мы вместе пошли в сторону реки Оскол, где рядом с ней притулилась небольшая деревенька. Туда бежали все оставшиеся солдаты, попавшие в окружение. У реки Оскол один полковник формировал из прибегавших солдат и офицеров пехотные роты, чтобы форсировать эту реку. И вот первая рота пошла к реке, а в это время немцы подожгли деревню. Солдат, бросившихся переплывать реку, они с той стороны встретили пулеметным огнем. Слышались ругань, крики и стоны утопающих. Невдалеке я заметил капитана-артиллериста с несколькими солдатами и орудием. Спросил его: “Вы что хотите делать?” Он ответил: “Пока пойдем с орудием вверх по берегу реки Оскол, а там видно будет!” И я со своими солдатами присоединился к нему. Прошли километров пять и остановились у одной деревни. Капитан пошел в деревню, а мы, очень уставшие, остались у орудия. Прилегли прямо на землю и уснули. Через какое-то время я почувствовал, что меня кто-то будит тихим голосом: “Вставай”. А я продолжал спать. Второй раз я услышал голос громче: “Вставай!” И в этот раз у меня глаза слипались, и я никак не мог поднять от земли голову. В третий раз я услышал прямо над ухом просительный, но очень громкий голос: “Вста-а-ва-ай!” Я вскочил и увидел, что наши солдаты все спят, как убитые, а неподалеку на нас идет группа немцев. Я крикнул: “Ребята, вставайте, немцы идут!” Они уже по нам открыли огонь. Мы еле успели зарядить орудие и выстрелить в них. И сумели-таки отразить атаку. Думаю, Бог помог. Раньше я не так верил в Бога, с этих пор поверил всем сердцем. Когда бы ни пошел на передний край для засечки целей противника, всегда вспоминал Бога. Просил его помочь мне выполнить боевое задание. Но никогда об этом никому не говорил. У нас снаряды тогда кончились, и мы оставили это орудие. И двинулись дальше. Через реку Оскол нас переправили мальчишки на лодках. Я в благодарность им отдал свои часы. И мы мелкими группами пошли на восток, чтобы выйти к своим войскам.

Со мной остались двое: младший лейтенант и старший лейтенант (начфин части одного полка). Мы долго шли, в основном ночами, а днем спали во ржи. Наконец, у одного села остановились. Я сходил в крайнюю избу и попросил хлеба и воды. Перекусили. Тут старший лейтенант говорит: “Я с Украины, моя родина занята немцами, пойду домой!” Младший лейтенант сказал: “А я из Смоленской области, моя земля тоже под немцами. И я пойду домой!”

Я понял, что они в мое отсутствие сговорились и начал их со слезами на глазах убеждать: “Не делайте этого. Война еще не кончилась. Мы победим!” Но они ушли. И я опять остался один».

В это время я прервал Кирилла Петровича и спросил: «Дома, наверное, тревожились за вас, поскольку не получали от вас писем?» Он ответил: «У меня дома остались тогда только старые родители. Две сестры были замужем, имели детей и жили отдельно. Один брат в раннем возрасте умер. А два старших брата тоже воевали. Мать с отцом, конечно, больше плакали обо мне. Думали, что меня убили. Когда я вышел из окружения и написал им письмо, они в ответе мне полуграмотно написали: “Сыночек, мы по тебе очень горевали. День и ночь молились Богу. И ждали твоего письма. Плакали кровавыми слезами”. Я думал, что они преувеличенно выразились: “плакали кровавыми слезами”, но отец мне потом рассказывал, что из глаз их действительно не слезы текли, а кровь, потому что слишком много плакали».

Кирилл Петрович приложил правую руку к груди и пожаловался: «Вот вспомнил все это и за сердце схватило!» Тут я вспомнил, что моему собеседнику пошел уже 83-й год и не стоит его беспокоить лишними вопросами.

Спустя некоторое время, он успокоился и продолжил: «Так вот я с попутчиками разминулся и пошел своей дорогой. Пройдя километров восемь, увидел на пригорке деревню. А посреди деревни немецкие машины. Чтобы немцы не заметили меня, пошел огородами. Завидев густую яблоню, сучья которой под тяжестью яблок касались земли, я незаметно подошел к ней и обнаружил под деревом сидящих солдат из окруженной группировки. Их было человек 10–12. Поздоровался с ними. Узнал, что они тоже продвигаются к нашим. Но каким путем? Когда? Мнения у всех оказались разные. Я спросил: “Кто пойдет со мною, вот сейчас?” Согласился один солдат, башкир по национальности, Рахматулин Агель. Я его назвал Алеша.

С ним мы долго шли на восток. В одной деревне переоделись в гражданскую одежду. Днем прошли в районный центр (Уколовский район Воронежской области) — село Красное и решили зайти в лес, покушать ягод. Прошли