– Все-таки хорошо быть барменом! – обрадованно сообщил он Давыдовой, когда они поделили выручку. На спиртное они скидывались пополам и в результате утроили свой вклад, даже несмотря на то, что поделились деньгами с ребятами, которые проносили спиртное в институт.

– Хорошо, – согласилась с ним Давыдова. – Спекулянтом тоже хорошо, и фарцовщиком, и товароведом, и моряком, и иностранцем, а еще лучше взяточником быть. Сидишь себе при должности и только ящик стола своего открываешь, чтобы страждущие в него конверты складывали.

– Точно! Как бы во взяточники устроиться, не знаешь?

– Знала бы, в электротехническом не училась!

По дороге к дому Давыдовой, когда они шли от метро через огромный пустырь, на котором практически круглосуточно, невзирая на погодные условия, тусовались собачники, Шестопалов сказал:

– Я вот все думаю про штаны и этот оверлок и подозреваю, что у нас в Замухинске, как в Греции, все есть. Я поговорю с мужем сестры. Он у нас на швейной фабрике завскладом работает.

– Лучше б сторожем! – засмеялась Давыдова.

– Да ладно. Воровать он точно не будет, а вот какой-нибудь списанный инструмент нам с тобой, вполне вероятно, устроит.

– Было бы здорово.

– Только я никак не пойму, почему ты про штаны говоришь, лучше же джинсы шить, их вернее продать можно.

– Ага, только фирменные джинсы, кроме оверлочного шва, еще имеют специальный петельчатый шов, а уж для него машинки ни на одной швейной фабрике в совке не найдешь. Такой шов делает только детская игрушечная швейная машинка, но я на ней пыталась джинсы прострочить – это невозможно. Тем более что джинсы уже не так уж и актуальны. Сейчас в моду входят брюки-бананы. Ясное дело, из всякого говна их шить нельзя, необходим хороший материал. Но это вопрос решаемый. Через мою одноклассницу можно наладить контакт с моряками, они же и фурнитуру всякую привезут. Кнопки, заклепки, мулечки и тюлечки.

– Ты-то откуда все это знаешь? Я имею в виду, брюки-бананы?

– Я, Игорь, давно за модой слежу, я ж хотела на модельера учиться.

– Не, тебе в артистки надо!

– Ага, в иностранные. Я вот только, знаешь, сегодня тебе говорила, что иностранцем быть хорошо. Так вот ошибалась! Представь только, в магазинах все есть, все одеты одинаково. Ну, в джинсы там и сапоги модные.

– И чем плохо?

– Ску-ко-та! Вот я себе джинсы сшила и сразу самая красивая сделалась по сравнению с теми, кто эти джинсы разве что во сне видел!

– Согласен, только ты, Надя, и так самая красивая.

– Но в джинсах-то лучше?

– Точно. А я про принца твоего знаешь чего подумал? Давай я тебя со своим лучшим другом Константином познакомлю? Он тебе понравится, факт.

– Нет, с принцами не знакомят, принцы сами на голову валятся. Я подожду своего собственного, мне ж торопиться некуда. Девятнадцать лет всего.

– Ну да, – согласился Шестопалов.

После того как Анатолий Максимов обмозговал задумку, дискотека в электротехническом приобрела регулярный субботний характер. Давыдовой с Шестопаловым даже выделили маленькую кладовочку «для технических нужд». Там они хранили запасы спиртного. Спиртное проносили через проходную в течение недели. Вообще, наличие в институте строгого пропускного режима имело для комбинаторов свои преимущества. В институт не могли просто так попасть ни народные дружинники, ни прочие активисты и органы, блюдущие социалистическую законность. Поэтому вечера в электротехническом в свое время стали местом некоего вольнодумия и свободомыслия. В институте выступали разные артисты, в том числе не очень любимые советской властью, подпольные рок-группы и популярные в народе барды. На время этих выступлений дискотека отменялась, однако бар не отменялся никогда. Деньги в мероприятие вкладывали Давыдова и Шестопалов, впрочем, прибыль делили на троих, с учетом Максимова. Максимов тоже делал свое дело, прикрывая комбинаторов со всех сторон.

У Давыдовой завелись деньги. Она купила себе австрийские сапоги, настоящие джинсы «Ливайс», кожаную куртку и всерьез задумалась о том, где бы достать шубу. Свою повышенную стипендию она полностью отдавала родителям на питание.

– Надя, откуда у тебя такие деньги? – строго спросила мама, оторвавшись от журнала «Иностранная литература», и, по своему обыкновению, поглядела на Давыдову поверх очков. Давыдова собиралась на свою субботнюю работу и вертелась перед зеркалом в новой модной трикотажной кофточке под названием батник.

– Какие – такие? – вопросом на вопрос ответила она матери.

– Не придуривайся, мы с отцом вдвоем работаем и прекрасно знаем, что такие вещи не только студенту, но и инженеру не по карману!

– Ну, во-первых, я черчу на кафедре тушью за тридцать три рэ в месяц! – Давыдова начала загибать пальцы перед суровым родительским лицом. – Во-вторых, я за двух уборщиц мою в столовой самые грязные и противные цеха – мясной и овощной, за сто пятьдесят рэ в месяц, в-третьих, я по субботам вечером торгую спиртными напитками на институтской дискотеке. Эта часть моего дохода переменная, но она составляет львиную долю моих заработков.

– Что значит – торгуешь?

– Ну, мы с Шестопаловым покупаем спиртное, а потом продаем его с наценкой.

– Надя! Это же спекуляция! Дожили! Наша дочь стала спекулянткой! – неожиданно по-деревенски заголосила всегда интеллигентная и сдержанная мама.

– Мам! Ты чего голосишь-то? Какая ж это спекуляция? Я же работаю как лошадь! Устаю, между прочим! Вас с отцом ничем не обременяю. Вы хотели, чтобы я в электротехнический пошла, – я пошла. Учусь хорошо, стипендию повышенную получаю. Чего вам от меня еще надо?

– Нам с отцом надо, чтоб мы гордились своей дочерью, чтоб она стала настоящим человеком, а не спекулянткой какой-нибудь!

– Очень пафосно! Тебя прям хоть сейчас можно в программе «Время» показывать в сюжете «Образцовая мать наставляет дочь на путь истинный». Хватит. Я теперь буду жить только своим умом и совершать свои ошибки.

– Совершай, совершай! Вот выпорю тебя, не посмотрю, что ты дылда.

– Попробуй только, думаешь, у меня денег не хватит, чтоб себе комнату в коммуналке снять? – Давыдова разозлилась не на шутку. Она выскочила на лестницу, с трудом сдерживая слезы. Если бы она была иногородняя, как Шестопалов, ей было бы легче. Могла бы устроиться дворником за служебную комнату, однако с ленинградской пропиской в паспорте дворникам служебная площадь не полагалась.

В результате коллективного обмозговывания очередной задумки Давыдовой дворником за служебную площадь устроился Шестопалов. Ему выделили комнату в коммунальной квартире на первом этаже. Давыдова собрала свои пожитки, сказала родителям «Адью» и переехала в эту комнату. Она сократила объем своей работы в институтской столовой до одного цеха, выбрав овощной, там все-таки было мух поменьше, и стала работать дворником вместо Шестопалова. Дворницкое начальство за определенную мзду зажмурило на это глаза. Также за мзду Шестопалова не лишили койки в институтском общежитии. Мзда эта в суммарном выражении была гораздо меньше платы за съемную комнату, кроме того, Давыдова еще имела хоть и очень тяжелый, но все-таки дополнительный заработок. Понятно, что долго такая ситуация продолжаться не могла, рано или поздно Шестопалов женился бы на своей Лиле, получил бы ленинградскую прописку и потерял бы право на служебную площадь.