Собственно, жителями Стожков те бывали только по выходным, в остальное время трудясь в столице. И сейчас, прибыв на уикенд, пригласили Беллу и Петра в гости. А та уже позвала Нилу.

Петр Иванович, получив приглашение, обрадовался и согласился мгновенно.

Неонила – предварительно взяв паузу. На самом деле ей хотелось пойти, это был ее последний день в пансионате, не в номере же его просиживать? Смущал лишь вчерашний опыт. И хотя голова не болела – Белла сотворила напиток по всем канонам – библиотекарше было слегка стыдно. А еще она нервничала из‑за того, что так вчера и не поняла главное. А именно – что ее напрягло бы больше: приставания со стороны Бойко, если бы они последовали, или то, что они так и не последовали?

В конце концов, трезво все взвесив, решила, что отсутствие каких-либо отношений лучше, чем их наличие. Петр Иванович, при всех своих замечательных качествах, вряд ли смог бы стать Нилиным принцем. Даже по нижней мерке предъявляемых потенциальному принцу условий.

Из этого следовало, что на вечеринку к друзьям Беллы пойти стоит, а вот от лишней рюмки лучше воздержаться. Чтобы, как говорится, не было потом мучительно стыдно.

Итак, решение принято.

В первой половине дня ограничились прогулкой с Петром Ивановичем по территории, чуть задержавшись на достопамятном месте ее падения. А во второй, накрасившись и поправив прическу, Неонила пошла на прощальный вечер этого отпускного сезона – назавтра утром пансионатский автобус отвезет ее со скромными пожитками до первой станции московского метро.

Бойко встретил Беляеву двумя приятными деталями.

Первая – легко вычисляемая: в руке он нес букетик полевых цветов. Не букет, и тем более – не букетище, а именно букетик, то есть, как раз то, что любила Неонила.

Он наблюдательный, этот прапорщик.

Как-то оговорилась, что цветы любит, но ей жалко, когда охапка красоты вскоре превращается в комок мусора. И вот теперь каждодневно получает крошечный букет разноцветных скромных цветов.

Вторая приятная деталь – Петр Иванович, несмотря на предстоящие сельские посиделки, отказался от идеи тренировочного костюма, как многоцелевой одежды. Теперь он был в скромных джинсах и легкой рубахе. Все, разумеется, идеально чистое и такое же идеально выглаженное.

Ах, да, есть еще и третья приятная деталь.

Вот почему она его сперва не узнала.

Его усы не исчезли вместе с трениками. Но бывшие объемные прапорщицкие стали довольно модными небольшими и подстриженными щеточкой.

Нет, он не стал от этого принцем.

Однако Неониле было приятно. Заметил ее отношение. И поступил в соответствии с ее отношением.

Спасибо.

И, впрочем, хватит на том.

Подхватили Эдуардовну и направились в Стожки.

Пересекли по висячему скрипучему мостику полуречку-полуручей и, собственно, уже пришли.

Деревня Стожки, когда-то не самая маленькая в Московской области, выродилась в одну-единственную улицу. Сходишь с мостика, еще двадцать метров земляной дороги – и вот она. На этой улице жили всего трое «аборигенов» – круглогодичных местных жителей. Точнее, жительниц. Еще точнее – по-настоящему местной была только одинокая старушка Семеновна. Вторая местная была тетя Наринэ со своим многочисленным семейством. Именно она держала и кур, и козу. Зимой жила одиноко, летом наезжали внуки.

Она угодила сюда четверть века назад, и ей было почти без разницы, где поселить своих троих детей, потому что бежала Наринэ с детьми из Сумгаита. Бежала без мужа. Его убили все в том же Сумгаите, одном из первых кровавых мест, где напрочь сломался тезис о братских народах, населявших бывший СССР. То есть, народы, по большому счету, все равно братские. Но когда начинаются крупные переделы, бывает, что и брат идет на брата.

Кроме Нарине и старушки Семеновны в деревне постоянно живущими была лишь одна неполная семья. Та еще семейка. Сильно пьющая мамаша и ее маленький ребенок. Московскую квартиру пропила, переехала сюда. На что жили непонятно. Ребенка вечно подкармливали друзья Беллы. Но это по выходным. Кто его кормил по будням и долгой зимой, было неясно.

Белла Эдуардовна по поводу упомянутой родительницы высказывалась неоднократно, но всегда однозначно. Смысл ее слов заключался в предложении разными способами, соответственно полу, но со стопроцентной надежностью, лишить подобных товарищей способности к размножению.

Нила подавленно молчала, она вообще тяжело переносила рассказы о любых детских страданиях. А Петр Иванович лишь зло крякал. По его виду было понятно, что – представься возможность – лично осуществил бы озвученные хирургические мероприятия.

Тем временем практически дошли до места тусовки.

Вообще Стожки реально походило на настоящую деревню. Два десятка домиков, смотрящих окошками в глаза друг другу, были с двух сторон окружены лесом. С третьей шел овраг с уже упомянутой недоречкой. С четвертой тянулось небольшое польцо, засеянное, как объяснил Петр Иванович, овсом.

Вид затерянной деревушки тоже был раритетным. Белла Эдуардовна уже рассказала собравшимся местные новости. Польцо взращивало свой овес в последний раз, так как было приватизировано и продано строительной фирме. И со следующего сезона деревня Стожки увеличится как минимум впятеро. А как максимум – кто ж его знает. Строительной фирме, чем коттеджный поселок больше, тем лучше.

Рожковы, Беллины и Петра Ивановича друзья, только что приехали из Москвы. Так что последующий банкет еще следовало приготовить.

Рожковых было трое: Виталий, его жена Валентина, и их ласковый и нежный зверь. Именно так супруги представили довольного крупного ротвейлера, страшного, как и положено породе, снаружи, и доброго, как уверяли хозяева, внутри.

Неонила с опаской погладила зверя по плоской черной башке. Ей было страшновато вначале. А потом даже обидно. Потому что Аргентум – так его звали официально – попросту не заметил ее ласк, словив на свежем воздухе приятную июльскую дремоту. Затем хозяева насыпали парню сухой корм в миску, и он, услыхав чудесный шум – стук гранул об алюминий – рванул к еде, вновь проигнорировав Нилу.

А вот прапорщик ее точно игнорировать не собирался.

Галантно подставив ей руку, Бойко направился с Неонилой к тетушке Наринэ, благо, куриц он у нее покупал уже не однажды.

Наринэ ковырялась на огороде, полола сорняки.

Услыхав гостей, разогнулась, вытерла лицо белоснежной тряпочкой и повела в дом.

Там все было чистенько, уютно.

Нилу удивило лишь пианино в углу деревенской избы.

– Вы играете? – машинально спросила она и остановилась, уловив бестактность в собственном вопросе.

Играю, – спокойно ответила Наринэ, почему-то вздохнув. – Зимой, когда время есть, сажусь иногда. Раньше мечтала о минутке свободной. А теперь маюсь, когда нечем заняться. Вот дети пианино и привезли.