пробка. Ровно в тот же час здесь началась бойня. Трупы тех, кто погиб в числе первых, оживали, набрасывались на бедолаг в машинах, выковыривая их оттуда точно кильку из консервных банок. Таким образом они умножали свои ряды с каждой минутой. В конце концов, люди стали бросать свои автомобили и спасаться бегством, но тем, кто стоял в голове этого бесконечного состава из машин, делать это было уже поздно. Вооружённым бойцам спецотряда была поставлена задача подавить беснующуюся толпу и… отправить всех под арест!

— А чё? Так и было: сначала всех этих леприконов типа задерживали. Гранаты шумовые кидали. Водомёты шли в ход. Всё как на разгон митинга в общем. Сколько ребят полегло тогда просто… просто так как будто. Я когда увидел своими глазами, чё они, трупы эти, творят — сразу приказал огонь открыть. Пусть, думаю, хоть на пожизненное закроют, зато хоть какой-то итог будет у операции, кроме ещё одной размотанной роты и разинутых ртов в штабе, мол: «Как же так вышло-то?!» В общем, стреляли-стреляли, да отстрелялись все, подчистую. Потом — кто погиб, кто бежал… Короче, то на то и вышло в итоге, размотали нас как котят. Н-да… Это щас хоть более-менее спокойно как-то кругом: по крайней мере, тут. А тогда, в первую неделю, такое творилось…

Этим рассказом боец спецотряда накормил нас одновременно с ужином. Позже он поведал нам и о том, зачем носит с собой незаряженный автомат, в дозоре, и почему встретил нас лязгом передёрнутого затвора.

— Такой звук ни с чем не спутаешь. Человек и мертвяк, как услышат его, ведут себя по-разному. Человек пугается, останавливается и начинает всматриваться в даль. Мертвяк — нет. Мертвяк — он сразу бежит к тебе, как газель на водопой.

— И что потом? — спросил Лёха, — Вот бежит он, а чего дальше-то делать?

— Прятаться, ясное дело. Дозорный — в будку. Ребята — в здание и двери на засов. Потом, если он один там или двое — мочу гадов. Если больше — тот, кто в дозоре, сигнализирует по рации тому, кто с ребятами, и начинается операция «Лесник».

— Это что значит?

— В лес их уводим: чем глубже — тем лучше. Вон, в тот бор неподалёку. Там у них светошумового развлекалова хватает: то дятел кору какую долбит, то ещё чё. Мечутся там в трёх соснах, кайфуют, про нас напрочь забывают, если ведём себя тише воды ниже травы. Есть, правда, у нас один проект грандиозный: как сделать так, чтобы их насовсем нейтрализовывать… Но это завтра расскажу. Сегодня отсыпайтесь.

Так закончился наш вчерашний день. Поскольку основными обитателями спорткомплекса были дети, известные своей непоседливостью, жизнь там была организована в лучших традициях оздоровительных лагерей: подъём, зарядка, завтрак, отбой, и всё такое прочее. Всё было подчинено строгому регламенту, которому следовали неукоснительно. Вот и отбой состоялся ровно в десять часов и ни минутой позже. Перед ним, правда, нас успели представить ребятам. Они в свою очередь сгрудились вокруг нас, точно те детки из мультика на представлении у льва Бонифация, и задавали нам всякие вопросы, отвечать на которые мы не успевали.

— А вы откуда?

— О, а вы кого-то забрать пришли сюда?

— Вы за кем-то?!

— А за кем?

— А мою бабушку вы не видели, а? Она звонила, говорила, что придёт, а не приходит.

— А сколько вам лет?

— А вы зомби видели?! Мы видели!

— Да! И много даже!

— Вы на машине приехали? Может, вы нас домой отвезёте?

— Так, всё, заканчиваем, все по койкам! Через пять минут отбой! — скомандовал тренер по боксу уставшим, но всё ещё глубоко и раскатисто звучавшим голосом.

И дети, разочарованно нахмурив брови, разошлись по кроватям, расставленным по периметру большого спортивного зала. Здесь же спальное место было выделено и нам: друг напротив друга.

— Слыш, — шёпотом спрашивал Лёха, — Чё-то он всё говорил да говорил весь день, мент этот. Я даже не уловил, как его зовут.

— И я, — ответил я, тоже шёпотом.

— И чё-то он про завтра сказанул такое… Он же нас даже, по-моему, не спросил, чё мы пришли. Или спросил?

— По-моему, нет. Или… Нет, было дело, спрашивал, в начале в самом. Ты ещё как-то одним предложением ему всё выдал, мне кажется, он и не понял ничего.

— Мутная тема какая-то. Ладно, поживём — увидим. Утро вечера мудреннее.

И вот, наступило утро тридцать пятого дня. Мы проснулись в спортзале от того, что нас разбудил тот здоровенный боксёр.

— Подъём, — только и сказал он, чуть потормошив нас за плечи.

Дети в спортзале уже неторопливо вставали и потягивались. Первые лучи солнца заливали помещение через огромные окна под потолком.

— Вас как звать? — немного погодя спросил у боксёра Лёха.

— Роман Юрьевич, — безразличным тоном ответил боксёр, — Ромой зови. Это для них — Юрьевич.

— Алексей. Лёха по-простому. Это — Костя… Ну, он сам скажет, как его величать.

— Да Костя — и Костя. Мне нормально. Роман Юр… Рома, мы тут вообще по делу одному, — начал было я.

— Мне щас некогда, надо их умыть, накормить — Рома кивнул на детей, — Потом я майора меняю. Он — меня. У него короче спросите всё, чё надо, я щас реально не мо… Смеляков! Особая команда нужна? Подъём — значит подъём и откидка одеяла! Три секунды тебе на то, чтобы из-под него вылезти!

Я обратил внимание на его лицо. Под тусклыми глазами с всегда чуть опущенными верхними веками у него красовались два огромных и тёмных круга — по всей видимости, следы хронического недосыпа и переутомления, граничившего с измождением. Размеры мускулистого, сытого тела Ромы-боксёра были свидетельством того, что некогда раньше эта телесная оболочка была полна жизни и энергии на покорение всё новых и новых вершин. Размеры кругов под Ромиными глазами рассказывали совсем другую историю: историю о том, через что прошло это тело за последний месяц, с какими испытаниями столкнулся его хозяин и о желании, ставшем единственным, самым сокровенным и заветным чаянием этого самого хозяина — о желании как следует выспаться.

Я решил оставить в покое одного смертельно уставшего человека и переадресовать все интересовавшие меня вопросы другому смертельно уставшему человеку, которому от них будет чуть сложнее