В это время я не понял, что он хотел сказать. Только годом позже до меня дошло, что он боялся обнаружить рак, поэтому не хотел делать операцию за неделю до Рождества.

Я рассказал Джордану и Калли, и Диане, как мой брат Арти и моя жена Валли каждый день меня навещали. И как Арти брил меня и возил Валли в госпиталь и обратно, пока жена Арти следила за моими детьми. Я увидел, что Калли лукаво улыбается.

— Ну да, — сказал я. — Шрам, который я тебе показывал, — от операции на желчном пузыре. Никаких автоматов. Если бы у тебя были мозги, ты сообразил бы, что я не выживу, если получу такие раны.

Калли все еще смеялся. Он сказал:

— Тебе никогда не приходило в голову, что когда твой брат и твоя жена уходили из госпиталя, они, возможно, трахались прежде, чем поехать домой? Поэтому ты и ушел от нее?

Я расхохотался и понял, что должен рассказать им об Арти.

— Он очень привлекательный парень, — сказал я. — Мы похожи, но он старше. — По правде говоря, я карикатура на моего брата Арти. У меня слишком толстый рот, слишком глубокие глазные впадины, а нос слишком велик. Я выгляжу сильным, но посмотрели бы вы на Арти. Я объяснил им, что женился на Валли потому, что она была единственной из моих подружек, не влюбившейся в моего брата.

Мой брат Арти невероятно красив и изящен. Его глаза напоминают глаза греческих статуй. Я помню, что когда мы оба были холостяками, девушки влюблялись в него, плакали по нем и угрожали убить себя из-за него. Это его расстраивало, потому что он взаправду не знал, из-за чего все это. Он никогда не мог осознать своей красоты, немного стеснялся своего небольшого роста и того, что у него маленькие руки и ноги. «Как у ребенка», — сказала как-то одна девушка с обожанием.

Арти расстраивала власть, которую он имел над ними. Он наконец возненавидел эту власть. Ах, как бы мне это понравилось, девушки никогда так не влюблялись в меня. Как бы я хотел этого теперь, чистой нечувственной любви за внешность, любви, не заслуженной качествами души, характера, рассудка, остроумия, обаяния, жизненной силы. Короче говоря, как бы я хотел быть любимым незаслуженно, так чтобы мне не приходилось трудиться за любовь. Я люблю такую любовь так же, как люблю деньги, которые выигрываю за счет везения.

Но Арти стал носить одежду не по росту. Он одевался консервативно, так, как ему не шло. Он специально пытался скрыть свое обаяние. Он мог расслабиться и стать самим собой только с людьми, о которых действительно заботился и с которыми чувствовал себя в безопасности. Для других случаев он изобрел бесцветную личину, которая, не оскорбляя, держала на расстоянии. Но даже при этом его преследовали неприятности. Тогда он женился на девушке моложе себя и стал, возможно, единственным верным мужем в городе Нью-Йорке.

Он работал химиком-исследователем в федеральной Администрации Продуктов и Лекарств, и все женщины — коллеги и лаборантки влюбились там в него. Лучшая подруга его жены и ее муж завоевали его доверие, и у них была большая дружба в продолжение около пяти лет. Арти снял свою защиту. Он доверял им. Он был самим собой. Лучшая подруга жены влюбилась в него, разорвала свое замужество и оповестила о своей любви мир, принеся множество забот и потрясений жене Арти. Тогда я единственный раз видел, как он на нее рассердился. И гнев его был смертельным. Она обвиняла его в поощрении увлечения. Он сказал ей самым холодным тоном, какой я слышал в разговоре мужчины с женщиной: — Если ты веришь этому, убирайся из моей жизни. Это было так несвойственно ему, что у жены от раскаяния чуть не случился припадок. По моему мнению, она надеялась, что он окажется виноват, чтобы набросить на него узду. Потому что она была полностью в его власти.

Она знала о нем то, что знал я и очень немногие другие. Он не мог причинять боль никому и ничему, никого не мог упрекнуть. Вот почему он ненавидел влюбленных в него женщин. Он был, как я думаю, чувственным человеком и легко мог бы любить многих женщин и наслаждаться этим, но он не мог переносить конфликты. Его жена говорила, что единственное, чего ей недостает в их отношениях, — это одной-двух драк. Не то, чтобы она никогда не дралась с Арти. Они, в конце концов, были женаты. Но она говорила, что все драки сводились к одному удару, конечно, фигурально. Она бы дралась и дралась, и дралась. Но он сражал ее одним холодным замечанием, настолько убийственным, что она разражалась слезами и замолкала.

Но со мной он вел себя по-другому: он был старше и обращался со мной как с младшим братом. Арти знал и понимал меня лучше, чем моя жена, и никогда не сердился на меня.

Я две недели оправлялся после операции прежде, чем вернуться домой. В последний день я попрощался с мистером Коном, и он пожелал мне удачи.

Медсестра принесла мне одежду и сказала, что прежде, чем уйти из госпиталя, я должен подписать кое-какие бумаги, и проводила меня в канцелярию. Я чувствовал себя дерьмово оттого, что никто не приехал отвезти меня домой. Никто из моих друзей. Никто из моей семьи. Арти. Конечно, они не знали, что я еду домой один. Я чувствовал себя маленьким ребенком, никем не любимым. Разве должен был я возвращаться домой после серьезной операции в одиночку, на метро? Что, если мне станет плохо? Если я упаду в обморок? Господи, я чувствовал себя дерьмово. Потом я расхохотался. Потому что действительно был полон дерьма.

По правде говоря, Арти спрашивал, кто отвезет меня домой, и я сказал, что Валери. Валери сказала, что приедет в госпиталь, а я сообщил ей, что все в порядке, и возьму такси, если Арти не сможет. Отсюда она заключила, что я договорился с Арти. Мои друзья, конечно, предполагали, что кто-нибудь из моей семьи отвезет меня домой. Дело в том, что я таким забавным образом хотел обидеться. На всех.

Но никто не должен был ничего знать. Я всегда гордился своей самостоятельностью. Тем, что мне не требовалось заботы. Тем, что мог жить полностью сам по себе. Но на этот раз мне хотелось чувствительности, которую природа предлагает в таком изобилии.

И поэтому, когда я пришел на вахту и увидел Арти, державшего мой чемодан, то чуть не расплакался. В расстроенных чувствах я обнял его, что делал очень редко. Потом радостно спросил:

— Откуда ты узнал, что я выписываюсь из госпиталя сегодня?

Арти грустно и устало улыбнулся мне.

— Говнюк, я позвонил Валери. Она сказала, что думала, что я привезу тебя, ты так ей сказал.

— Я такого не говорил, — сказал я.

— Не болтай, — сказал Арти. Он взял меня под руку, выводя за вахту. — Я знаю, как ты себя ведешь, — сказал он. — Но это несправедливо по отношению к людям, заботящимся о тебе. То, что ты делаешь, несправедливо по отношению к ним.

Я ничего не говорил, пока мы не вышли из госпиталя и не сели в его машину. — Я предположил в разговоре с Валли, что ты можешь приехать, — сказал я. — Я не хотел, чтобы она беспокоилась.

Арти в этот момент ехал в окружении машин, поэтому не мог посмотреть на меня. Он говорил спокойно и размеренно.