Чаще всего пользовался элитным эскортом, но иногда ходил в бар, выпить пиво, посмотреть на тусовку и снять себе обычную бабу.

Но с Анной познакомился через эскортное агентство. Девочка была совсем молоденькой, только исполнилось двадцать.

— И как давно ты работаешь проституткой? — спросил ее Марк, после неплохо исполненного стриптиза и минета.

— Почти два года.

— Нравится?

Анна скривилась:

— Не всегда. Вот с вами нравится. А с другими не очень.

— Зачем тогда ты это делаешь?

— У меня бабушка больная. Нужны лекарства.

Конечно, у каждого человека есть причина. У Ани это больная бабушка. Все люди находят оправдания своим поступкам и после этого уже не чувствуют себя виноватыми. Так сложились обстоятельства. Это не мы такие, это жизнь такая.

А после даже готовы исповедаться, покаяться, и пообещать себе, что больше никогда…

Аня много раз обещала себе бросить эту работу. Потому что не было у нее никакой больной бабушки, а вот легких денег хотелось. Иногда, правда, бывали сложные вызовы: сколько раз извращенцы попадались! Но зато платили по тройному тарифу. А вот с Марком ей повезло.

— Хочешь стать моей девочкой? — спросил он Аню в первый же вечер.

Девушка очень обрадовалась, глаза загорелись, она даже запрыгала от счастья.

— Только с условиями! — пригрозил Марк.

Она уже решила, что он извращенец, и даже согласна была на это, но он приказал:

— Будешь жить в отдельной квартире, я полностью тебя обеспечу, сможешь учиться в институте, если захочешь, но спать ты будешь только со мной. Никаких других парней я не потерплю. И не вздумай фантазировать себе счастливую семейную жизнь. Никогда этому не бывать. Все, что мне надо, чтобы ты меня встречала, как сегодня и ублажала. В остальное время делай, что хочешь.

Это был настоящий джекпот. Когда она рассказала подружкам, те просто ахнули.

Марк действительно заботился об Анне. Как умел. А умел он заботиться только деньгами.

И вот сейчас он посмотрел на сообщение от «своей девочки», которую не видел уже больше недели:

«Привет! У тебя все хорошо?»

Он набрал текст:

«Приеду вечером. Жди».

Аня ему нравилась. Молоденькая, глупая и о-о-очень красивая. Настолько хорошенькая, что у него сердце замирало: фарфоровая статуэтка с идеальной фигурой и бархатной кожей. Ему нравилось смотреть на нее. Как в Эрмитаж люди приходят глазеть на картины, так и Марк пялился на Аню и получал эстетическое удовольствие: кукольное личико с ямочками, курносый нос, пшеничные локоны. Прелесть, а не девочка. Да и в постели, за два года работы эскортницей, научилась выделывать такие па, что у него дух захватывало.

Он часто думал, вот если бы она была не проституткой, а обыкновенной студенткой, и они познакомились где-то на улице, поменяло бы это его отношение к ней? Хотелось бы ему что-то большего, чем просто встречи два-три раза в неделю?

Ответа на этот вопрос он не знал.

А когда пришел к ней вечером, то сразу понял — что-то изменилось. И это что-то была не Аня, а он.

Его девочка была ему рада, на ней было шикарное черное кружево, она улыбалась ему — две маленькие ямочки впились в пухлые щечки, длиннющие ресницы, над голубыми глазами, подрагивали. Все было, как всегда было, целых пять лет… Но Марк всего этого уже не видел.

Он смотрел на нее мутными глазами и не понимал, что он тут делает? Это не его девочка… У него уже есть другая. Сильная и слабая, но такая родная…

Он присел на диван, в попытке разобраться с собственными мыслями. Что за черт? Нет! Катя не его девочка. Она ведь не его…

И в этот момент, когда он сидел на диване и пальцами разминал морщины на лбу, ему пришло сообщение от Кати:

«Мне плохо… ужасное предчувствие… никогда такого не было… возможно, я себя накручиваю, но сердце просто бешено клокочет… с тобой все хорошо?»

И Марк сразу понял, отчего ей плохо. И отчего ему нехорошо. Он встал, пометался по комнате и вышел из квартиры. Сев в автомобиль, уже на заднем сиденье, когда водитель вез его домой, он получил от нее еще одно сообщение:

«Прости. Все хорошо. Вела себя как истеричка. Никогда со мной такого не было. Прости, пожалуйста. Я дура».

А он понял, что нет. Это он дурак. Идиот. Но где взять силы признаться? И он ответил:

«Все хорошо, Катюш. Все хорошо».

Марк пришел домой, принял горячую ванну и лег в постель.

Зазвенело сообщение, но теперь он уже почувствовал, что не от Кати.

От Ани:

«Что случилось? Мне ждать тебя?»

«Нет. Ложись спать».

«Я тебя расстроила?»

Марк хотел написать, что это он себя расстроил, но зачем ей знать такие подробности?

«Когда увидимся?» — спросила девочка.

«Я напишу».

И все. Никаких обещаний. И никаких разговоров не хочется. Даже с Катей. Но она и не напишет. Ей тоже надо отойти от случившегося. Она, наверное, сейчас себя проклинает за слабость и истерику, которую устроила, а Марку надо было переварить и смириться с тем, что Катя появилась в его жизни навсегда. И как бы он ни утверждал, что она не его, Катя уже сидела в его подсознании, в сердце, в голове. Везде! Повсюду!

Утром Катя проснулась, взяла телефон в руки, прочитала историю, уткнулась в подушку и, не сдержавшись, заплакала.

Она стала невероятной плаксой, как будто ее слезливый краник сорок лет был закрыт, а сейчас его открыли, и ей нужно было наверстать.

Она скулила и проклинала себя: как можно быть такой дурой? Предчувствие у нее? Да засунь ты это предчувствие, знаешь, куда? Он взрослый мужик! Неужели ты думаешь, ему приятны твои истерики?

Звякнул телефон, и Катя бросилась к нему:

«Доброе утро. Как ты?»

Катя пялилась на экран, слезы текли ручьем по щекам, а она ничего не отвечала, не знала, что написать. Просто сделать вид, что ничего не произошло? Или еще раз извиниться?

«Тебе нравится твое одиночество?» — неожиданно спросил он.

Да, оно ей нравилось. Она узнала о нем только после смерти Олега и сначала не была уверена, что выдержит этот накал: оно кричало, срывая голос, звенело, как после ударов колоколов друг о друга, бешено и громко стучало в ритм сердца. По вечерам оно давило, обжигало, но не огнем, а холодом, ломало и скручивало, как в страшной ломке.

Но когда Катя ему подчинилась и впустила, то одиночество стало ее лучшим другом: оно расползлось по телу, неторопливо, как коньяк по глотке, медленно, приятно покалывая, как наркоз по венам, как сладкая истома, унимая боль и страх.