Мать моего единственного сына и будущих детей. Я готов её защищать, оберегать, дать все блага, которые, черт возьми, только есть на этом свете. Я считаю Николь красивой, хочу её. Стараюсь относиться уважительно.

Зачем обязательно весь спектр этих эмоций именовать любовью? Неужели, женщинам так легче?

— Ненавижу тебя, слышишь? — плачет в трубку Николь, так и не дождавшись ответа.

— Мне кажется, ты врёшь, Ника. Сама себе чего-то не договариваешь. Я приеду, и мы спокойно пообщаемся.

— Не вру. Хочешь, я тебе докажу? Знаешь, какое желание я загадала в полночь?

— И какое же?

— Чтобы тебя вообще и вовсе не было.

Горько усмехаюсь, подходя к окну и закуривая новую сигарету.

Едкий дым, выжигающий легкие, — то, что нужно.

— Чтобы. Тебя. Никогда. В моей. Жизни. Не было, — повторяет Николь как мантру, вбивая каждое слово в крышку гроба нашего брака…

Все в порядке.

— Что ж, — произношу чужим голосом. — Если это единственное твоё желание… Надеюсь, ты, дорогая, двадцать семь лет не зря веришь в новогоднее чудо, и оно сбудется…

Глава 10. Николь

Манная каша, закипающая на плите, сплошь покрыта мелкими пузырьками. Монотонными движениями размешиваю, но в какой-то момент понимаю — вязкая субстанция просто-напросто прилипла к сотейнику. Кухня наполняется горелым запахом, а живот скручивает в тошнотном позыве.

— Это знак, — Савва стоит рядом и наблюдает, как я выкидываю застывший манный комок.

“Знак…”

Сердце не на месте от одного такого слова. Вчерашний разговор с Тиграном въелся в нашу общую рану под названием брак и до сих пор орудует там металлическим скальпелем.

Дурно становится. Нехорошо.

На кровати в спальне лежит конверт. Я нашла его в кабинете мужа. Сверху рукой Тиграна было написано мои имя и фамилия: “Николь Мансурова”. Сухо, по-деловому.

Внутри конверта я обнаружила договор с европейским издательством на выпуск моей первой книги про бельчонка на английском языке.

Шок, что муж все-таки знал про мои книги, не сходит. А осознание, что мои книги будут издаваться за рубежом, никак не придет.

Настежь открываю окно, впуская свежий, морозный воздух на кухню.

— Может, хлопья с молоком? — устало спрашиваю.

— Ура!

Достаю с полки шоколадные шарики, заливаю их молоком и пододвигаю тарелку к сыну. Взгляд то и дело косится на часы.

Сейчас утро, время, когда Тигран должен был прилететь. От него ни звонка. Не то что я ожидала отчет о его передвижениях, особенно после вчерашней ссоры, но…

Крепко удерживаю кухонное полотенце в руках, встраивая пальцы в ровные ряды перекрещенных нитей. Глаза слезятся от бессонной ночи. Стоит ли еще говорить, что я плакала?

Чувство вины тяжелое. Сначала давило на плечи, потом каким-то хитрым способом проникло внутрь. Ощущение, что наглоталась булыжников.

— Вкусно? — спрашиваю сына, потеребив того по макушке. Накидываю сухую улыбку. Ну, хоть так.

— Очень. А когда папа приедет?

— Папа… Скоро.

Зажимаю переносицу указательным и большим пальцем. В груди огонь мечется из угла в угол, не находит высвобождения.

Наблюдаю за Саввой. Тот чуть хмурится, когда несколько капель молока, окрашенные шоколадными хлопьями, попадают на стол. В этот момент он очень похож на Тиграна. Его маленькая копия.

Отворачиваюсь, чувствуя, как приближается новая партия слез.

— Мультики? — с энтузиазмом спрашивает Савушка.

Беру пульт, включаю. Как не кстати на канале идет выпуск новостей. Вместо того чтобы переключить, застываю на месте. А пульт с треском приземляется на пол.

“Рейс Нижневартовск — Москва, вылетевший ранним утром, пропал с радаров. На многократные вызовы диспетчера экипаж не реагировал. Ситуация находится под контролем специальных служб.”

Горло стянуло до нехватки кислорода, под грудью чернеет выстрел, края раны еще тлеют и жгут.

Зажмуриваюсь, желая, чтобы увиденная картинка исчезла.

“Чтобы тебя вообще и вовсе не было…”

“Ненавижу тебя, слышишь?”

“Ухожу от тебя. Сейчас же соберу вещи”

Господи, неужели это все происходит наяву?

Во рту разливается горький вкус, гул в голове не прекращается, только нарастает, как радиопомехи.

Мы никогда не задумываемся о сказанных словах близкому человеку. А вдруг они окажутся последними?

Считаем, что наши чувства, наше состояние и переживание всегда важнее. Вчерашние слова теперь бельмом на глазу светятся и на дают ясно видеть.

Помню, когда родился Савва, Тигран ни на шаг от нас не отходил. Я воспринимала это как заботу, любовь, хоть он и ни разу не обмолвился о своих истинных чувствах. И, как это ни странно, я была счастлива. В ту самую секунду, когда Тигран взял своего сына на руки, когда отмечали его первый день рождения, наш первый отпуск втроем…

И если бы я только могла забрать те слова назад…

Да быть этого не может.

Мысль, что я больше не смогу его обнять, пригласить к ужину, да даже испечь его, как оказалось, нелюбимые пироги, стирает в пыль.

— Мам, ты почему плачешь?

Наскоро вытираю щеки, которые абсолютно мокрые от слез. Рвано вдыхаю воздух, понимая, насколько он холодный.

— И где папа? Почему его еще нет? Он обещал быть к завтраку!

Запоздало хватаюсь за телефон в попытке набрать номер мужа. Абонент не в сети…

Губительный разряд тока зажимает сердце как упругая колючая проволока и стискивает мышцу.

Иногда мы мало осознаем силу наших мыслей и желаний. И да, это говорю я, мечтательница и сказочница. В какой-то момент, когда сказка заканчивается, образуя воронку из обид, можно натворить дел. Привычные уставы рушатся. А новые… не знаю, как их строить.

Мне бы к мужу, уверена откуда-то, он бы помог.

— Рустам Тагирович, доброе утро…

Только вот оно совсем недоброе.

— Я слышал, Николь, слышал, — убито отвечает, провоцируя новую партию беззвучных слез, — я уже связался с нужными людьми, жду от них вестей.

— Сообщите, пожалуйста, как только станет что-то известно.

— Разумеется. Ты… Савке пока не рассказывай, — с выдохом произносит. Мой взгляд как раз падает на ничего не понимающего ребенка.

До бабушки дозвонилась не сразу. А как только услышала родной голос, не сдержала всхлипа.

Страх за Тиграна объемный, и словами не передать. Я в жизни так ничего не боялась.

Он ведь такой большой. Сильный. Ночью всегда обнимает крепко, а утром просыпается и снова чужой. Да что с этой ледяной глыбой может случиться?.. Бред какой-то.

Пока жду каких-то новостей, перебираю в голове все хорошее, что с нами случилось за эти года. Пытаюсь увидеть и свои ошибки. Ведь в ссорах чаще всего виноваты оба.

И если бы я могла вернуть время вспять, то мои последние слова в том разговоре были бы другими.

Я бы сказала, как люблю его. Несмотря на то что