что из себя представляет, и как выглядит рожа мерзкой тварюги, которую нужно убить единственной стрелой, целиться удобней не станет! Поэтому с тем же успехом это может быть не лицо, а просто пятно — словно из тех, что намалёваны на тренировочных мишенях.

Борис сжал губы, наложил первую стрелу. Выдохнуть. Отодвинуть от груди лук, оттянув тетиву. Прицелиться. А теперь плавно…

Есть! Первая же тварь, в грудь которой он направил бронебойный наконечник, оказалась словно отброшена назад невидимой огромной рукой: торопливый бег прервался, и тварь грохнулась оземь там, где стрела её и настигла: в семидесяти шагах от рва! И когда тварь перевернулась на бок, Борис чётко увидел, что стрела сделала даже больше, чем он мог рассчитывать: измазанный в крови бронебойный шестигранный наконечник торчал из кольчуги на спине наружу на добрую ладонь!

А вот теперь, увидав, что твари и правда, очень даже легко поражаются прямо сквозь дохленькую, хоть и отблёскивающую полированными кольцами, кольчугу, принялись стрелять и остальные соратники Бориса! Твари так и посыпались на землю, словно спелые груши под осенним ветром! Борис ещё успел подумать, что очень глупо поступил тот, кто приказал им бежать разреженным строем — лучники успеют поразить так очень много «отдельных мишеней», прежде чем хоть кто-то доберётся хотя бы до первого рва. Который и выкопан для того, чтоб тот, кто бы ни преодолевал его, вынужден был бы приостанавливаться, перехватывать оружие, и карабкаться на противоположный склон-отвес, подставляя себя под огонь в эти моменты вынужденной малоподвижности…

Правда, вскоре Борису некогда стало думать над тонкостями фортификации или руководства тварями: работа пошла хоть и привычная, но очень напряжённая. Буквально за пять минут он расстрелял весь первый колчан с его тридцатью стрелами, и скинул его с плеча на землю, чтоб тут же приняться за второй. Когда через ещё десять минут закончился и этот, пришлось выхватить меч, и встать в ряд. Плечом к плечу с коренастыми и ощетинившимися остриями копий в сторону второго рва, пехотинцами. Наблюдая, как из глубины этого самого второго рва уже лезут первые прорвавшиеся, негромко вереща и злобно клацая челюстями!

Оказалось, что череп у чёртовых тварей чертовски прочен! Первую же, которую Борис рубанул что было сил, прямо в лоб, не убило, а просто отбросило! Но и так получилось неплохо: потому что упав, она зацепила и прихватила с собой на дно рва двух лезших рядом тварей!

Ладно, учтём. Вторую Борис рубанул в место, где шея переходила в плечо. Ну, вернее, это место он определил, скорее, логическими размышлениями: не имелось у тварей никакой шеи, а просто голова сидела, будто прилепленная неумелым или ленивым скульптором, прямо на туловище! Но получилось тоже хорошо: кольчужная рубаха, призванная защищать торс твари от мечей и сабель, кончалась всего в двух пальцах от того места, куда пришёлся удар, перерубивший до половины эту самую условную шею!

Тварь, выпучив громадные глаза и разевая рот в совсем беззвучном теперь крике, завалилась назад, сразу потеряв способность к сопротивлению. Борис заорал:

— Бейте в шею, сразу под челюстью, и над рубахой! Шея перерубается!

Он не знал, последовали ли его совету остальные, да и услышали ли: в азарте кровавого дела все воины-люди обычно и орали, и ругались, и кололи и рубили, с хрипом и присвистом втягивая воздух в разгорячённые лёгкие, и вряд ли слушали — разве что автоматически прислушивались бы к командам сержанта, реагируя на знакомый голос. Но сержант, как краем глаза успел увидать Борис, сейчас как раз отбивался от троих особо настырных и здоровенных тварей. Подумав, Борис просто отбросил назад в ров пинком в живот очередную тварь, и быстро сделав три шага, одну из пытавшихся разделаться с его непосредственным начальником тварей поразил ударом снизу вверх — в спину, в область печени, пронзив насквозь кольчугу, что здесь явно была потоньше.

Тут уж не до «честности» или порядочности!

Тварь «поразилась», замерев на долю секунды, а потом просто шмякнувшись на землю бесформенным мешком, выронив клевец из лапы.

Ещё одну тварь пришлось ранить, наотмашь рубанув её под коленом.

Прикончил тварь сержант, к этому времени справившийся с единственной остававшейся перед ним. Однако он успел буркнуть, отдуваясь и смахивая пот с глаз:

— Капрал! Кто приказал оставить позицию?! Немедленно вернитесь! — и, чуть тише, — Спасибо!

Борис мгновенно оказался на своём месте, успев как раз к появлению над плетнём очередной головы — замечательно! Поскольку одна рука монстра была занята мечом, а другой он цеплялся за палку плетня, Борис, присев на колено, просто перерубил шею — тварь даже не успела втянуть голову, или увернуться.

Решив, что такой способ куда лучше, чем ждать на расстоянии пяти шагов, как предписывает Устав, появления противника наверху бруствера, Борис и следующую тварь убил точно так же — благо, ничто этому не препятствовало. Когда завалил четвёртую, заметил, что и его коллеги, и другие пехотинцы на их насыпи стали делать так же, подойдя к кромке на два шага ближе. Ну правильно: Устав составляли после нападения мертвяков и первых обезьян, а у тех имелись хлысты и арканы — чтоб валить с ног, и подтаскивать к краю бруствера опрокинутых и беспомощных людей! Даже странно, что у этих монстров не имелось ничего, поражающего противника больше, чем с расстояния вытянутой руки. Даже копий. Непонятно, да.

Собственно, пока противник изображает из себя тупое пушечное мясо, Борис возражать не собирается! Нравится тварям гибнуть в явно неравной борьбе — пусть их!

Однако битва довольно скоро подошла к концу: твари закончились! Нет, не то, чтобы потерявшие большую часть армии враги отступили, видя бессмысленность такого нападения, они просто, вот именно — кончились! Борис больше не видел на равнине новых, несущихся к ним на убой, коренастых фигур.

Сержант проорал:

— Осмотреться в рядах! Раненные, кто ранен легко — шагом марш на перевязку в тыл! И прихватите с собой тяжелораненых!

Этот приказ тоже был стандартным, и Борис увидел, как вдоль всей цепи редутов назад, в тыл, потянулись люди: прихрамывавшие, или согнувшиеся, держась за живот, или придерживающие руку на весу…

Что же до тяжелораненых, то таких он насчитал всего с десяток — их несли на носилках по четыре бойца. Собственно, и легкораненых имелось немного: в пределах видимости не больше сотни.

Отлично, чтоб ему провалиться!

Кавалеристам двух полков, что стоят за валом в резерве, ожидая прорвавшихся, похоже, в дело уже вступить не придётся. Не осталось пытающихся прорваться. Стало быть, и победоносной жестокой сечи с гиком и лихими присвистами, чем отличаются