мужу и терпеливо ждет его возвращения. Она обещает женихам выйти замуж за одного из них, когда будет соткан ею плащ, но каждую ночь она распускает сотканную за день ткань. Сын Одиссея, Телемах, возмущенный насилием женихов, отправляется путешествовать, чтобы узнать о местопребывании отца; он прибывает к царю мессенского Пилоса мудрому Нестору и к царю Спарты Менелаю. В это же время возвращается и Одиссей. Ему пришлось перенести ряд тяжелых испытаний: его корабль с трудом прошел между двумя скалами, Скиллой и Харибдой, сдвигающимися, когда между ними проходят корабли, и раздавливающими их; вместе со своими спутниками он попал к одноглазому великану-киклопу Полифему, который съел нескольких из них и собирался пожрать остальных; только благодаря хитрости Одиссею удалось ослепить киклопа и спастись. Далее Одиссей попал к волшебнице Кирке, обратившей его товарищей в свиней. С трудом ему удалось заставить ее вернуть им человеческий вид. После долгих странствований, лишенный всех своих спутников, Одиссей был выброшен на остров Схерию, населенный счастливыми людьми, феаками. Царь феаков Алкиной и его супруга радушно принимают Одиссея. Феаки замечательные мореходы; они отправляют Одиссея на Итаку. Здесь Одиссей встречается с возвращающимся Телемахом и составляет с ним общий план действия. Никем не узнанный, в образе нищего, он проникает в свой дворец. С помощью Телемаха и верного раба Евмея ему удается перебить женихов и завладеть своим престолом.

Таково содержание гомеровских поэм. Мы встречаем в них целый ряд сказочных мотивов, повторяющихся не только в сказках других европейских народов, но и в других сказаниях самих же греков. Так, например, рассказ об одноглазом чудовище, пожирающем путников, и его ослеплении, о волшебнице, превращающей людей в свиней, о муже, попавшем на свадьбу своей жены и убивающем ее женихов,[21] и многие другие засвидетельствованы для самых различных народов. Ниже мы покажем, что и основное содержание «Илиады» представляет собой бродячий сказочный сюжет. Вдобавок, в гомеровских поэмах есть целый ряд несообразностей и противоречий: герои, о смерти которых мы читаем, в дальнейшем тексте снова оказываются живыми и т. д.

Все это не позволяет нам, вслед за греками, видеть в гомеровских поэмах настоящий исторический источник. Это было замечено уже в первой половине XVIII в. Гениальный итальянец Вико утверждал, что никакого Гомера на самом деле не было, что «Илиада» и «Одиссея» возникли из отдельных народных песен, передававшихся из уст в уста. Эти гениальные догадки были обоснованы строго научно Фридрихом-Августом Вольфом в 1795 г. В своей работе «Prolegomena ad Homerum» на основании глубокого научного анализа гомеровских поэм он пришел к выводу, что гомеровские поэмы имеют источником эпические песни, исполнявшиеся устно в течение многих столетий; они были, по его мнению, приведены в порядок и слиты воедино только при Писистрате. Из продолжателей Вольфа наибольшее значение имел К. Лахман, который с полной несомненностью показал в своих работах (1837, 1841) наличие противоречий в «Илиаде» и указал на отдельные части, бывшие некогда самостоятельными произведениями. Дальнейшие попытки восстановить первоначальный вид отдельных частей «Илиады» окончились полным крахом. Это вызвало (в работах Г. В. Нича и ряда других ученых) резкую реакцию; эти ученые — так называемые унитарии — настаивали на том, что «Илиада» представляет собой единое художественное целое. Я не буду останавливаться на дальнейших перипетиях этого спора; укажу лишь на те пункты, на которых в настоящее время сходятся почти все наиболее выдающиеся исследователи.

1. О собирании Писистратом гомеровских поэм нельзя говорить серьезно; античные сообщения о Писистрате свидетельствуют как раз о том, что уже в эпоху Писистрата каждая гомеровская поэма представляла собой единое художественное целое. «Редакция» Писистрата могла в лучшем случае сводиться к тому, что поэмы были записаны, исправлены явные ошибки, вставлено несколько стихов.

2. Каждая поэма представляет собой творение великого поэта,[22] единое художественное целое, в котором почти каждая часть служит, как правило, общей цели и которую поэтому никаким образом нельзя разрезать на самостоятельные поэмы. Здесь дело обстоит совсем не так, как с библейским «Пятикнижием», где мы имеем дело с несколькими самостоятельными письменными источниками, механически соединенными вместе и лишь в некоторой части переработанными.

3. Тем не менее работа этого древнего поэта существенно отличалась от работы нынешних поэтов. Как всякий «сказитель», он знал огромное множество стихов из разных эпических поэм и умел сочинять новые стихи по образцам старых, ему уже известных, видоизменяя в них часто лишь отдельные слова. Из 27 853 стихов в этих поэмах 2118 встречаются по два раза и больше, так что число этих повторных стихов равно 5162, т. е. пятой части всего Гомера. Если же сюда включить и стихи, совпадающие между собой не полностью, то результат будет еще более поразительным. Гомер выбрал ряд эпизодов и отдельных стихов из старых поэм, дополнил их отчасти и своими стихами по образцу этих старых стихов и таким образом создал единое целое, объединенное общим планом и общей мыслью.

Теперь спор между унитариями и их противниками в основном сводится уже к вопросу об объеме собственной работы поэта и ее совершенстве: нужно ли для объяснения противоречий у Гомера непременно допускать противоречие в его источниках, есть ли в этих поэмах части, не имеющие никакого художественного значения для целого, и т. д.? Эти споры для историков большого значения не имеют: так называемый «гомеровский вопрос» важен, прежде всего, для историков литературы.[23]

Замечательное открытие Вольфа имело и свою отрицательную сторону: оно подорвало значение гомеровских поэм как исторического источника. Поход на Трою стал рассматриваться как мифологическая борьба светлых сил с темными; Трою считали городом сказки, лежащим в «тридесятом государстве, влево от луны, вправо от солнца». При этом забывали, что «Илиада» не сказка, а эпическая поэма, а в эпических поэмах всех народов, наряду с мифологическим элементом, всегда имеется историческое зерно.

Так же относились и к другим сообщениям из древнейшей истории Греции: из них не пытались выделить историческое содержание, а относили их целиком к области сказки. Так, известный историк Б. Г. Нибур начинал свою историю Греции прямо с 776 г., а еще более знаменитый автор двенадцатитомной «Истории Греции» англичанин Дж. Грот в выпущенных им в 1846 г. первых двух томах этого труда очень подробно рассматривает мифы, но только потому, что без них нельзя понять греческой культуры классического времени; он и не пытается анализировать их с исторической стороны, считая, что подлинная история Греции начинается только с 776 г.

Между тем изучение эпических поэм других народов более близкого к нам времени, от которого до нас дошли и