– и вдруг вниз. От него отделились два комочка – распустились парашюты.

А я и дальше короткими очередями садил. Шестой самолёт потянулся за своими с дымом. Я же быстро убрал пулемёт, всё равно ленту расстрелял, и хотел вернуться в землянку, а меня бойцы с радостью окружили – видели, кто стрелял, – подхватили и качать на руках стали. Не первый раз под бомбёжками, знали, что это такое. В общем, еле отбился, как раз ещё дымящуюся воронку изучал, пять метров левее – и хана землянке. Тут прибежали командиры, не только батальона, но и полка. Командир полка тот, что вместо майора Гаврилова его принял.

– Кто немцев сбил?

– Лейтенант Павлов, – козырнул я. – Командир первого взвода второй роты первого батальона. Стрелял лично.

– Откуда пулемёт?

– Сам удивился, товарищ майор. Смотрю – стоит, без расчёта, и немцы летят, я и воспользовался.

– И где зенитка?

– Сам удивлён, обернулся – и нет. Пропала.

– Ты мне что крутишь тут? Откуда этот пулемёт взялся? – поворошив носком сапога гильзы от ДШК, спросил тот.

– Не могу знать. Чудо.

– Чудо у нас здесь одно, на фамилию Павлов отзывается. И окоп зенитный тоже выкопали неизвестные?

– Нет, это мой приказ. Ну а вдруг? И видите, появился. Главное – верить.

– Обыскать тут всё. Здесь где-то пулемёт.

Пока командиры и бойцы обыскивали всё, особенно мою землянку, майор спросил:

– Как служба, лейтенант?

– Да неплохо. Тренируем бойцов, учебные стрельбы один раз провели. Обучаемся фортификации. Строем вожу, не служившие прибыли, обучать приходится. Хорошо, уже третий день на одном месте, обустроились, бросать всё не хочется.

– Думаешь, бросим?

– Да как всегда, глубокий прорыв немцев – и в окружении. Любят они это дело.

Майор осмотрел меня – а что, опрятен, всё отстирано и отмыто, белый подворотничок, есть стёжка на френче и галифе, но это присмотреться надо. Форма всё та же, старая. Сапоги тоже, просохли давно, ношу вот. Сам я вполне свежий, час назад купался в речке, где мы на берегу оборону строим, метров двадцать всего, по пояс, но окунуться можно. Точнее, даже дивизия оборону не строит, она в тылу на переформировании, это наша работа. Просто новичков гоняем, а особой обороны тут нет. Поэтому мы в окопах бомбёжку пережидаем, остальные – кто где, если противовоздушные щели выкопать не догадались.

– Лейтенант, ты знаешь, что тебе медаль полагается за сбитые, а то и орден?

– Догадываюсь.

– Не будет пулемёта – не будет награды.

– Это шантаж.

– А куда деваться?! – взорвался майор. – В полку ни одной зенитки, немцы летают как у себя дома. А про тебя Овечкин говорил, можешь всё достать, даже в тылу у немцев.

Я задумался. Вообще, это не мои проблемы. Пусть снабженцы шевелятся, их работа. Но честно заслуженную награду хочется. Конечно, если бы я захотел получить, давно бы получил. Вон, упёр важного пленного у немцев – самый логичный повод получить награду. Но я не хочу выделяться, а тут раз – двух сбил и одного подбил, пусть и улетел. Если можно что-то получить, то почему бы и нет? Поэтому, покосившись на майора, сказал:

– Будет вам зенитный пулемёт, как награду получу. Я тоже условия ставить умею.

– Вот и отлично. У комдива есть несколько медалей, сегодня и получишь, я похлопочу.

– Интересная у нас дивизия: генерала три дня как сняли, сразу после выхода из окружения отправив на другую должность, а в дивизии об этом только сегодня узнали. Кто комдив-то?

– Пока не назначали, исполняющий обязанности полковник Козырь. А генерала ещё второго сняли, когда вы вышли к нам.

– Скажите, товарищ майор, а где те полевые трофейные кухни, что я привёл?

– Были потеряны во время окружения.

– Бросили, значит. А пушка? Сорокапятка?

– Там же.

– И какой смысл вам ещё что-то давать? Вы не цените такие дары.

– Ты не наглей, лейтенант. Мой полк тут ни при чём. Одна кухня в штаб дивизии ушла, вторая в медсанбат, а куда пушка – я и сам не знаю. Оба максима у меня, так и до сих пор в пулемётной роте.

– Ну да, ну да. А мы тут без кухни выживаем. Хорошо, у меня котёл десятилитровый есть и среди призывников один повар из городской столовой, готовим на весь взвод. Другие – кто как, каждый сам в котелке себе готовит или скидываются подряд на отделение или взвод.

– Да это у всех так.

Мы спокойно общались. Поиски ничего не дали, но все ждали комдива. Тот уже сообщил, что будет, правда, приехал через два часа. Оказывается, отчитывался о сбитых его дивизией наверх. В общем, наградил меня медалью «За отвагу». Про пулемёт спросил, но комполка так завернул разговор, что тот и забыл о нём, а через час прибыли зенитчики от комполка и забрали ДШК, что снова стоял в окопе. Уговор есть уговор.

Правда, пулемет в нагаре, ещё горячий и с пустой лентой, но мы его состояние не обговаривали. Книжицу наградную получил – всё оформили как полагается. Вообще, за сбитые и орден могли дать, но тут на самом деле лучше получить то, что есть, чем ждать обещанного три года, поэтому я не в претензии. Да и у меня ещё такой пулемёт есть.

Командиры давно отбыли, в моей землянке только из батальона и роты люди остались. Подошли вечером, отметили, я вино немецкое выставил – понравилось. Шнапса две бутылки – пили, но морщились: водка лучше. Закуска хороша, из трофеев. Оценили. В общем, неплохо обмыли награду. Вот только именно на эту ночь я готовился к снятию блокировки. Дрона гонял, видел, где концентрация войск противника, там и собирался поработать.

Самолёт готов, второй в запасе, я его еще не использовал, только обслужил и заправил. Ротный на моей койке спит. Я сказал бойцам, что по бабам – те только похмыкали, с наградой-то давно поздравили, – и убежал. Ещё вчера отметил место, где можно взлететь, не привлекая внимания, что и сделал. Правда, перед этим в форму немецкого солдата переоделся. Кстати, убрал алкогольное отравление аптечкой, пил ведь со всеми наравне. Прицепил аптечку к боку, она пострекотала, уколов несколько раз, – и стал в порядке.

Посадку я совершил в тылу массы войск, у дороги. Похоже, тут целый полк встал на ночёвку. Дрон сообщил, около трёх тысяч солдат было. Дрон же напичкан мощной электроникой, он и мины в земле видит, каждую железку, так что точно мог сообщить сколько.

Сблизившись, я побегал и облучил всех станнером. Ну, почти всех. Дальше, в центре сонного лагеря час писал на земле пентаграмму.