Тогда Алиса решила приготовить себе кофе. В принципе она подумывала, а не выпить ли ей холодного пивка, но это было бы не совсем профессионально. Поэтому она пошла на кухню и встретилась там с Дарио, который стоял уткнувшись лицом в пачку сырных чипсов.

— Привет, Дарио.

Дарио вздрогнул, поднял голову — крошки от чипсов на губах и до самого подбородка. Виноватый взгляд.

— Противозаконный перекус, как вижу.

— Ты же не скажешь маме, правда?

— Не знаю. — Она упрекнула себя в излишней жестокости. — Но сначала ты должен удовлетворить мое любопытство…

— Ну…

— Ты когда-нибудь встречал старика, о котором говорит брат?

Дарио фыркнул и хлопнул по столу уже пустым пакетом из-под чипсов:

— Уф! Как только он скажет что-нибудь, все ему тут же верят.

— Пожалуйста, Дарио…

Алиса пошарила в своем внутреннем гардеробе и нацепила свою лучшую улыбку. Дарио еще раз фыркнул:

— А ты не расскажешь маме о чипсах?

— Клянусь.

— Клянусь, не расскажу об этом, — поправил ее Дарио.

— Клянусь, не расскажу об этом. Ну?

— Нет.

— Что «нет»?

— Нет, я не видел. Да, по-моему, его никто не видел. По-моему, его вообще нет.

— Но ты ничего странного не заметил?

Дарио сделал вид, что задумался:

— Заметил.

— И что же, будь так любезен?

— В какой-то момент я увидел что-то огромное на крыше, в гигантской черной накидке. Вернее, черной-пречерной. С клыками вот такой длины!

— Очень смешно, Дарио. Смешнее не бывает.

Дарио вскочил на ноги и заныл:

— Конечно. Я очень смешной, а вон этому вы тут же верите!

— Ну хорошо, Дарио, ладно.

Пауза.

Алиса вспомнила, что она хотела выпить кофе. Нет. Вспомнила, что она хотела пива. Открыла холодильник.

— Что ты делаешь?

— Беру холодное пиво, Дарио.

— Я расскажу маме.

— А я — о том, что ты ел.

— Дура!

— Бе-э-э!!!

Она издала неприличный звук. И все это с холодным пивом в руке. Сам напросился. Подумала, что все воспитатели рано или поздно взрываются. «Burn out» — вот как это называется. Подумала, что в этом тоже есть свои плюсы. Дарио оторопел. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Пойду к твоему брату. Если увидишь, что на крышу прилетел Бэтмен с клыками вот такой длины, позови меня или звони прямо стоматологу, вдруг он ему поможет. Нет, лучше сразу звони стоматологу, хорошо?

Дарио кивнул. Алиса взъерошила ему волосы и пошла к комнате Пьетро.

Тук-тук-тук.

Тишина.

— Пьетро, открой, пожалуйста.

Тишина. Алиса попыталась заглянуть в замочную скважину, что никак не поднимало ее самооценки. В замке был вставлен ключ. Она отступилась. Села на пол, спиной опершись на дверь. Вспомнила, что пиво так и не открыла. Вспомнила о своем бывшем парне. Эти отношения не многому ее научили, но одному точно: она вцепилась зубами в крышку и сняла ее. На секунду самооценка выросла до высочайшего пика и тут же рухнула в самый низ. Она сделала глоток.

— Пьетро, извини. Я хочу тебе кое-что предложить: ты сейчас откроешь дверь и расскажешь мне свой сон, а я, клянусь, не пророню ни слова.

Пьетро тоже сидел на полу. Спиной к двери. Голос Алисы скользнул по нему, казалось, не достигнув цели. Пьетро играл. Играл всерьез — только он умел так играть. Крутил в руках цветной кубик, состоящий из разноцветных маленьких кубиков, которые, поворачивая, надо собрать так, чтобы каждая сторона получилась своего цвета: желтая, красная, зеленая и синяя. Он сидел так девять минут. Обнаружил двадцать пять способов сборки. Сейчас он больше ничего не искал. Он уже нашел все, что можно было найти. Теперь он вдавливал кубик углом в ладонь левой руки, та сильно покраснела, стала лиловой. Он вжимал его со всей силы, не чувствуя боли.

К половине двенадцатого Алиса практически заснула. Она услышала, что ключ в замке поворачивается, и, прежде чем окончательно пришла в себя, Пьетро распахнул дверь.

Она быстро вскочила на ноги. Пьетро и бровью не повел. То, что еще немного и его воспитательница свалилась бы вверх ногами, нисколько не рассмешило его. Он прошел на кухню. Алиса отправилась за ним и посмотрела на электронные часы наверху холодильника. Полдвенадцатого — время, когда Пьетро обычно пил грушевый сок в маленькой пачке с трубочкой из дешевого супермаркета. Уже в тот день что-то сломалось, Пьетро снова ушел в свои ритуалы, в свои заученные действия. Следующий час они провели каждый по-своему. Никто нигде не закрывался. Алиса сыграла во флеш-игру «Династия Шанхай» на компьютере с Дарио, чрезвычайно обрадованным, что он победил ее три раза подряд. Самооценка Алисы и в этом случае перенесла серьезное испытание. Через час домой вернулись синьор и синьора Монти.

Больше ничего не произошло. День прошел спокойно. Однообразно, тихо, почти безжизненно.

К разочарованию большинства и облегчению немногих, ночи с семнадцатого на восемнадцатое и с восемнадцатого на девятнадцатое апреля прошли без каких-либо необычных исчезновений. К разочарованию замалчиваемому, разумеется. Потому что чувство облегчения остается привилегией, сохраняемой за собой единицами, — что-то вроде закрытого клуба для тех, кому есть что защищать и за что бороться.

В последующие дни вновь вернулись привычные заголовки в «Портавоче», например: «Круговые завлекалочки (Убийственные сборища)» или «„Пакт гражданской солидарности“ в защиту прав сексуальных меньшинств — кто за?» Статьи, мусолившие исчезновения, превратились в тонюсенькие заметки, выдворенные в конец рубрики черной хроники.

Пьетро рисовал импульсивно, как помешанный, часами не вылезая из собственных миров, но никого не отталкивал. Просто закрылся ото всех. Этого было достаточно. Сидел целыми днями, не отрываясь от окна и не сводя глаз с серебристого деревца, понемногу терявшего свою непрозрачность. С наступлением лета у его корней скапливались зрелые, убеленные сединами сухие маленькие листочки. Пьетро рисовал предсмертные муки дерева. Изображал на плотных листах формата А4 неподвижные спазмы умирающего творения природы, всем сердцем полюбив его. И на этих листах он продлил ему жизнь. Потом пришел Гверрино, муниципальный садовник, и сделал свое дело.

Пьетро сменил окно на не менее любимый кубик с двадцатью пятью комбинациями.

Каникулы кончились. В классе у Пьетро пустовало одно место. В первый день только об этом все и говорили, даже соблюли минуту молчания, прерываемую лишь мычанием Пьетро. Потом забыли. Задвинули, как все. Во-первых, следовало убрать парту. Как-то раз, придя в класс, Пьетро заметил, что парты переставлены. Не надо было считать, он и так с математической точностью знал, что не хватало одной. На этом все и кончилось.