Борис закрыл окно, стекло сразу усыпали капли, и, вернувшись к дивану, накрыл Майю пледом, кстати, он всегда проявлял о ней заботу. Невольно (но это случалось постоянно) она сравнивала его с мужем, сравнение было не в пользу Стаса, который зациклен на себе. Нет, он любил ее и детей, только странною любовью: для себя, для своего удовольствия, для престижа. Если не перед кем покрасоваться, мол, это мои жена и дети — любуйтесь ими, Стас терял к ним интерес, а то и вовсе забывал про них, особенно дома. Конечно, это слабое оправдание походов налево, потому совесть регулярно давала знать, что она у Майи есть. В этом смысле Борису повезло больше, если уместно так выразиться, его совесть жила в гармонии с ним. Но у него и ситуация другая, прямо сказать, значительно хуже: Ляля действительно его доконала. С другой стороны, в чем-то схожесть Ляли и Стаса налицо, ведь оба собственную персону ставят превыше всего. Правда, есть и существенное различие: муж Майи все-таки не радикал в семейном быту. Но не сегодня об этом думать. Сейчас хочется лежать, наслаждаться покоем и безопасностью.

Тем временем Борис, придвинув столик ближе к дивану, поставил на него ноутбук, включил. Пока компьютер загружался, он занялся пересылкой компрометирующих снимков с телефона Майи на свой номер, потом подключил свою трубку к ноутбуку. Увеличенные фото на мониторе впечатляли сильнее, давали объем и выпячивали подробности. Борису тоже пришла «интересная» мысль, которую он озвучил:

— Скажи, Майя, а почему ты исключаешь Станислава?

— В каком смысле? — сонно промямлила она, не открывая глаз.

— А если Стас узнал про нас и завернул этот триллер?

Майя повернулась на бок, подперла голову рукой и вполне логично возразила:

— Он бы в ту же секунду, как узнал, прибил меня насмерть. И тебя в том числе. Это в худшем случае. Улучшенный вариант — выставил бы из дома, не дав собрать чемодан и проститься с детьми. Боря, ну какой мужчина стерпит, что жена наставляет ему рога? Судя по снимкам, фотографировали нас в разное время, значит, слежка за нами велась давно, так? И что, Стас все это время делал вид, будто ничего не знает? Вот так взял и отпустил очередной раз жену к любовнику, потом крался за ней и подглядывал, как она занимается любовью с другим мужчиной? У меня прекрасно работает воображение, но подобную картину я представить не в состоянии, потому что ее не может быть.

— Ну, не сам бегал, а нанял шпиона.

— Но фотографии-то в руках держал! И ни разу не прокололся? На такую выдержку Стас не способен, нет. Да никто не способен. И потом, а какова тогда цель у него? Для чего ему, зная обо мне правду, устраивать розыгрыш с письмами и компрометировать снимками? Не вижу ни логики, ни смысла.

— Действительно, ни логики, ни смысла… — озадачился Боря. — Значит, Ляльку исключаем, Стаса тоже… А завистники? У тебя они есть?

Теперь и Майя задумалась. Честно говоря, все эти страсти-мордасти с завистью, подсиживанием, склоками, стукачеством и прочими «радостями» из той же серии пролетали мимо. Ей просто недосуг было заниматься ерундой. Три с половиной года Майя выкручивалась, проявляя чудеса изобретательности, чтобы встретиться с Борисом, к тому же у нее двое детей, семья, родители живы и тоже требуют внимания. Когда ей предложили работать на телевидении, собственно делать то же самое, только в кадре, она отказалась наотрез. Стать публичным лицом, а как же свидания? Зайдет в гостиницу, ее сразу узнают все от админа до горничной — при таких обстоятельствах разве удастся сохранить встречи в тайне? Поэтому все, что не попадало в плоскость кровных интересов, отметалось, как ненужный компонент к сладкому пирогу, отсюда она даже не задумывалась, есть ли у нее завистники. А вдруг есть? Та же Снежана… какого черта она заняла вражескую позицию? Впрочем… У Майи на радио стабильная ниша, ее уважают, поручают самые ответственные передачи, а девочке хочется в авангарде скакать, отсюда с ее стороны зависть вполне закономерна. Но вряд ли Снежана способна на гнусь. А если способна?

— У любого человека найдется завистник, наверняка не один, я так полагаю, — неуверенно произнесла Майя. — Зависть штука ядовитая… это жгучая обида на Вселенную за то, что обделила. А сделаешь пакость человеку и вроде как восстановишь справедливость по отношению к себе — наверное, так выглядят последствия зависти. Не знаю, может быть, кто-то из моих завистников закрутил интригу…

Борис прилег рядом, голова Майи сразу перекочевала на его плечо, некоторое время оба слушали брюзжание дождя.

— А знаешь, какая идея пришла Галине? — вспомнила Майя, но ведь сейчас желательно вычислить направления, в которых следует искать негодяя фотографа. — Что, возможно, через меня хотят достать Стаса.

— Путь слишком сомнительный, — сказал Борис. — Зачем, скажи на милость, охотиться на тебя, если можно собрать компромат на твоего мужа?

— Просто Стас мне не изменяет…

— Всегда можно найти выгодный ракурс и выдать его за близкие отношения, например, с секретаршей…

— Секретарша? Ха! Ей сто лет в обед будет.

— Да с кем угодно. Руку кому-то на деловом завтраке поцеловал — и уже компромат можно состряпать. А если подослать девицу с заданием создать ракурс…

— Убедил. И почему не подослали?

— Твой муж бизнесмен, у него наверняка есть черные дыры в бизнесе, куда мечтают залезть любители легких денег. Говоришь, через тебя хотят достать Стаса? То есть цель — сломать, нанести моральный удар? А зачем тогда тебе присылают порнографический набор? Сфоткал — и вперед, отправляй напрямую.

— Денег хотят содрать с меня.

Интрига не казалась Борису лапотно-простой, ведь одновременно началась атака не только на Майку, на него тоже, если брать во внимание Ляльку. Кому понадобилось сообщать бывшей жене о приглашении на работу в Германию? Некто настолько в курсе его дел, что даже знает про «бабу» Бориса, о чем доложил Ляльке. На что расчет? На скандал, битье посуды, махание кулаками? То есть его хотят отвлечь от Майи, тем самым оставить ее одну? Значит, о разводе Бориса интриганы не знают. Итак, Майку кто-то начал прессовать, одновременно под пресс заталкивают его… вряд ли это совпадение, тут чья-то продуманная рука и заинтересованность, выходящая за рамки банальной интриги.

— Боже, как хорошо с тобой… — промурлыкала Майя и теснее прижалась к нему. В руках Бориса, обнимающих ее, она чувствовала себя защищенной и счастливой, было тепло и спокойно, даже совесть не тревожила, вероятно, задремала под шумок дождя.

— Майка…

— М-м?

— Ты же не уйдешь сегодня?

— И не надейся. Мне страшно ходить по двум уровням квартиры и думать, что в эту минуту за мной наблюдает какая-то гадина.

— Так ты трусиха?

— А то! Я с детства боюсь темноты. Когда одна, мне кажется, в темных углах прячется страшное чудовище, не имеющее плоти, но имеющее силу… Скорей всего я больше боюсь того, что создает воображение, боюсь увидеть это глазами, чем того, что со мной может сделать мое чудовище. Но я нашла способ победить страх — включаю свет.