молоток исчез. И я так и не смог придумать, кто еще, кроме ее милости, мог бы его взять…

Эрнест наклонился, поднял молоток и сказал, разглядывая его:

— Да, это он. И, по всей видимости, моя тетка взяла молоток и пошла к колодцу, чтобы разбить эту картину, верно?

По толпе пролетел вздох облегчения. А Гаффер Тэттон был настолько доволен, что даже кое — кого подтолкнул под ребра.

— Похоже на то, — каким — то странно напряженным голосом проговорила Элис. — Только она не знала, какая ветхая у колодца крышка… И будучи женщиной толстой и тяжелой…

— Ах!.. — вырвалось у Гаффера Тэттона. — Уж в этом — то смысле она двоих стоит! Это точно!

Остальные старательно прятали глаза, но даже Эрнест догадался об истинном смысле слов Гаффера. А через некоторое время Гирам Стоддард как бы подвел итог:

— Так что никто ничего поделать не мог!

Его слова вызвали гул всеобщего одобрения. Эрнест задумчиво переводил взгляд с одного лица на другое. Он понимал: именно на это они и надеялись; точнее, надеялись, что так вполне может случиться. И не имело смысла сейчас говорить, что если б они, услышав ее вопль, прибежали сюда чуть раньше, то, возможно, спасли бы ей жизнь. А с другой стороны — да с какой стати им ее спасать? Будь он на их месте, тоже вряд ли поспешил бы…

И снова он ощутил близкое присутствие неведомой и могучей силы — прямо тут, у себя под ногами. Только сейчас, в эти быстротечные глухие ночные часы, он отчетливо слышал, как глубоко под землей мчится бурный поток…

«К сожалению, уже не такой чистый, как прежде», — подумал он.

— Принесите крючья и веревки, — сдавленным голосом велел он людям. — Надо вытащить ее оттуда. А те, кто всегда берет воду из этого колодца, пусть лучше пока воздержатся.

— Мы уже подумали об этом, сэр, — сказал Гирам. — Те, к кому в дом отсюда проложены трубы, на всю ночь оставят краны открытыми.

— Чтобы все ее следы смыло! — сказал Гаффер Тэттон, улыбнулся беззубым ртом и заковылял через дорогу к своему дому.

— Вы намерены продолжать праздник? — спросил Эрнест священника за ранним завтраком; глаза у Эрнеста были красные.

— Разумеется.

— А вам не кажется, что при сложившихся обстоятельствах это не совсем уместно?

— Дорогой мистер Пик… А может быть, я могу называть вас просто Эрнест? Особенно если учесть ту степень нежных чувств, которые вы испытываете к моей внучке?

«О, старый мудрый филин! — подумал Эрнест. — И ведь он, пожалуй, выглядит чрезвычайно довольным!»

— Да, конечно, — машинально ответил он.

— Ну что ж, мой дорогой Эрнест: вы ведь, если честно, и сами не думаете, что это было бы так уж неуместно, не правда ли?

— Если честно — да!

— В таком случае мы будем продолжать праздник. И, между прочим, — мистер Поллок вытащил из кармашка часы, которые были очень похожи на часы Гаффера Тэттона, — нам уже пора.

Эрнесту показалось, что буквально все жители деревни высыпали на улицу, чтобы принять участие в праздничном шествии, хотя этот день и считался рабочим. Процессию возглавил священник, а рядом с ним шел юный Роджер, нагруженный кропильницей, полной святой воды, и пучком трав, изображавшим кропило. С помощью этого кропила мистер Поллок обрызгивал святой водой панно у каждого колодца, прежде чем произнести слова благословения, после чего церковный хор затягивал подходящий псалом. За священником, его помощником и хором тянулись деревенские жители, выстроившиеся по старшинству; в самом хвосте шли дети под строгим присмотром мисс Хикс. Лишь двое детей — мальчик и девочка — шли впереди всех и несли в руках пышные букеты зеленых веток.

Слушая пение псалма — сперва тихое, но постепенно становившееся все громче, — Эрнест вдруг подумал, что, с тех пор как он сюда вернулся, он ни разу не видел столько улыбок одновременно.

Когда мистер Поллок благословлял второй колодец, Эрнест почувствовал, что кто — то застенчиво потянул его за свободную руку (в другой руке он сжимал руку Элис). Опустив глаза, он увидел перед собой женщину с измученным, покрытым морщинами лицом и раньше времени поседевшими волосами. То была миссис Гибсон.

— Нам с малышами давно уж пора было поблагодарить вас, мистер Пик, — прошептала она. — Но теперь всей нашей деревне надо сказать вам спасибо за то, что вы вернули людям такой хороший старый обычай! Да благословит вас Господь, мистер Эрнест!

И она исчезла в толпе.

Но, поискав ее взглядом, Эрнест вдруг перехватил взгляд Гаффера Тэттона; старик прямо — таки сиял от удовольствия и тайного торжества, словно хотел воскликнуть: «Ну, а что я вам говорил, сэр?!»

Наконец процессия приблизилась к перекрестку у Старого родника. После событий нынешней ночи ожидание чего — то необычного прямо — таки висело в воздухе, хотя обряд благословения Старого родника проходил с теми же молитвами, с теми же цитатами из Библии, в которых утверждалось, что вода — это жизнь. Но явно люди ожидали чего — то большего, и оно внезапно случилось.

Прервав подготовленную заранее речь, старый священник оглядел собравшихся и вдруг сказал:

— Друзья мои! Надеюсь, после стольких тяжких лет, пережитых нами вместе, я могу вас так называть?

Люди снова заулыбались — широко и благодарно.

— Среди нас есть люди, которые считают неправильным или даже злонамеренным сохранение той традиции, которую мы возродили сегодня. К счастью, я не из их числа!

«Мы тоже!» — был молчаливый ответ толпы, а священник продолжал:

— Все мы знаем: то, что нам дана жизнь, что мы появились на свет, что нам дан разум, что мы можем научиться прославлять нашего Создателя, — все это настоящее чудо!

Горячие слова священника вызвали аплодисменты, но братья Стоддард погасили этот первый всплеск эмоций, и мистер Поллок снова заговорил:

— Разве не должны мы быть благодарны за пищу, которую едим, и за воду, которую пьем? И за то, что наши земли дают богатый урожай? И за то, что здоров наш скот, а наше имущество в целости и сохранности? И за то, конечно, что нам дано оставить после себя детей, и эти дети последуют по нашим стопам, когда мы неизбежно будем призваны в царство праведных… На этом празднике сегодня мы открыто говорим, что все мы, люди, в долгу перед Создателем, и особо отмечаем великий дар воды. Этот дар обязывает нас всегда помнить, что он — лишь один из многих даров Всевышнего, главным из которых является любовь. Да благословит вас всех Господь!

И старый священник повернулся лицом к тому панно, в создание которого Эрнест