– Закрыть его железом? – спросила Катриона.

Тетушка задумалась.

– Нет, – решила она, чуть помешкав. – Не думаю, что в этом доме утечка будет заметной. Пусть бедняжка дышит. Такого рода вещице будет приятнее, если она сможет приглядывать за нами.

– За Рози, – уточнила Катриона.

Местный главный священник явился и важно осведомился об именинах и посвящении Рози. Тетушка приготовилась к его визиту и держалась с ним вежливо, чего нельзя было сказать о Катрионе. Дабы избавиться наконец от неуместного потока приглушенных возражений, который служил единственным вкладом племянницы в беседу, и без того неловкую, тетя отослала ее с выдуманным поручением. Недовольство Катрионы отчасти объяснялось тем, что главный священник Двуколки был напыщенным ослом (Двуколка была слишком глухим местом, чтобы в ней был собственный епископ). Однако даже самый елейный и умудренный опытом священник, каковым главный священник Двуколки не являлся, никогда не сумел бы непринужденно общаться даже с самой кроткой и наименее деятельной профессиональной феей, каковой, в свою очередь, не являлась Тетушка.

Это было не самым простым призванием – служить священником в стране, где магия буйствовала повсеместно, раздражающая и неутолимая, а богов считали своего рода сверхфеями, – вот только вы никогда их не встречали и не видели конкретных свидетельств тому, что, по утверждениям священников, они сделали для вас. Возможно, именно из-за неистовой повседневности магии в этой стране ее уроженцы редко соглашались потратить сколь-нибудь существенное время на размышления о том, как зародился мир и для чего или почему люди – это люди, а не палочники, или какие-нибудь водоросли, или еще что-то из обычного спектра религиозных рассуждений. Дабы удержать человека от того, чтобы избить соседа и украсть у него землю, деньги или дочь, здесь долгими веками прививалась уверенность, что так поступать нехорошо, с чем столько же веков соглашалось сильное правительство. А для исступленных видений можно было противозаконно наесться рыбы.

Тетушка предполагала, что религия проникла к ним из какой-то другой, менее волшебной страны и ее миссионеры, хотя и были крепкими ребятами, всегда готовыми сокрушать неверующих, так никогда и не приспособились к своеобразным местным условиям. Поэтому, хоть им и удалось возвести своего рода неуклюжий управленческий настил, он, условно говоря, так и не обзавелся собственными стенами и крышей, взамен украсившись местными архитектурными традициями. За несколько поколений священники, благодаря определенным интригам магов, отчасти укрепились на земле, но с феями они по-прежнему вели себя словно масло и вода.

Катриона вернулась, выполнив поручение, и обнаружила, что Тетушка уже проводила гостя и теперь забавляла Рози, покачивая на цветном шнурке крошечный божий амулет, которым одарил ее священник. Рози сидела на полу и пыталась его поймать (время от времени падая).

– Феи-крестные могли бы стать неплохим шагом к перемирию между нами, – задумчиво заметила Тетушка. – Жаль, что возможный прецедент обернулся такой катастрофой.

– Он просто хочет денег! – заявила Катриона, возмущенная тем, что Тетушка согласилась на вторые (сокращенные) именины для Рози, как будто кому-то не хватило первых.

Тетушка вздохнула. Священник не был приятным собеседником, и общение с ним стоило ей головной боли.

– Да, конечно хочет, но он потратит их на покупку пищи и дров для тех, кто в них нуждается. Не беспокойся, я уже объяснила ему, что моя сестра успела посвятить Рози до того, как умерла. Повторять над ней еще раз слова никто не будет.

(Со сверхфеями стоило вести себя осторожно, на случай если их магия чем-то похожа на обычную, где повтор одного и того же заклинания дважды может привести к серьезной беде.)

– Но я не могла себе позволить чересчур упорствовать. А вдруг он попытается найти предполагаемого священника моей предполагаемой сестры, чтобы убедиться, что обряд состоялся? Священники связаны друг с другом лучше, чем малиновки.

Катриона сдалась, хотя и с явной неохотой.

Священник Туманной Глуши заслужил свое звание и некоторое невольное уважение, даже у Катрионы, ухаживая за больными и неимущими, но побаивался Тетушки, как будто религия и магия могли рикошетом отразиться друг от друга и причинить вред невинным свидетелям. Хотя он был готов исполнить свой долг для каждого из прихожан, вплоть до втирания освященных трав и масел в, возможно, воспламеняемые лбы младенцев, связанных с Тетушкой узами крови, он определенно не собирался лезть из кожи вон, уговаривая ее. После начальственного визита он испытывал слишком явное облегчение, что ему не придется проводить сам обряд, и принял обещанную плату за внесение Рози в церковные книги Туманной Глуши рукой, которая дрожала лишь самую малость.

Рози, присутствовавшая при этом соглашении, благосклонно улыбнулась ему и подергала бы священника за положенную ему косицу, если бы тот не успел ее вовремя отдернуть, предложив взамен шнурок от своего капюшона. Малышка с восторгом в него вцепилась и с каждым рывком издавала негромкий счастливый лепет.

– Она звучит как одна из ваших малиновок, – заметил священник, подумав, что этого ребенка трудно не полюбить, с кем бы он ни состоял в родстве.

– Только не тогда, когда она чего-нибудь хочет и считает, что не получила желаемого достаточно быстро, – суховато отозвалась Тетушка.

Рози росла крепкой и сильной, упрямой и любознательной и проявляла беспредельные энергию и настойчивость, означавшие, что, требуя по малости лет постоянного присмотра, она была для Тетушки и Катрионы сущим наказанием.

– Имей в виду, все маленькие дети таковы, – заметила Тетушка, опираясь на немалый опыт: она была старшей из одиннадцати братьев и сестер. – Но я не встречала никого, способного сравниться с Рози поистине ослиным упрямством. Со всем должным уважением к ослам.

Катриона вздохнула. Ей хотелось иметь собственных детей (даже если бы выяснилось, что Тетушка права, а она ошибается и она сама действительно фея), но приобретенный с Рози опыт наводил ее на мысли, что, возможно, она хочет меньше детей, чем мечтала раньше. Даже когда у Тетушки, как это часто бывало, проживали один-два юных постояльца, дожидающиеся, пока их детская магия не пройдет своим чередом, чтобы они могли благополучно вернуться к своим семьям, Рози ни на миг не отвлекалась от собственных занятий ни на пророчествующую мебель, ни на одежду, хихикающую и убегающую, когда ее пытаются надеть, ни на голодную пантеру за дверью, явно намеренную проглотить первого же увиденного ею человека. (Точнее, это было нечто напоминающее пантеру. Проявления детской магии ограничены воображением ребенка, а представления малыша о естествознании существенно уступали его желанию озорничать.)

В чем-то это было удобно, поскольку менее спокойному и независимому ребенку шутки и хитрости детской магии могли бы доставить немало огорчений, но порой Катрионе казалось, что это, возможно, того и стоило бы. Вскоре после того, как Рози стала жить с ними, девушка официально дала обеты и поступила в ученицы к Тетушке. Теоретически это подразумевало, что Тетушка может поручать ей любую волшебную работу, на которую ученица, по ее мнению, способна. Несмотря на ревностное усердие, основы ремесла давались Катрионе с трудом. Поначалу единственным явным проявлением ее способностей к чародейству в целом оказалась способность охлаждать (так сказать) пыл всевозможных вспышек детской магии, да и в той не наблюдалось ни умысла, ни искусности. Катриона делала это машинально, так же как подхватывала кувшин молока, прежде чем его перевернет Рози или превратит в осиное гнездо постоялец. Первые годы ученичества представлялись ей безнадежным упражнением в жонглировании, и в отчаянии ей казалось, будто обращение с Рози, по сути, отличается от обращения с магией только тем, что в действиях Рози нет злого умысла.