достаточно высокой. Эта приверженность к высоким кроватям может быть связана с буддизмом, который стал распространяться в Китае около 200 года. Система новых верований изображала Будду сидящим на возвышении, а не просто на циновке, что привело к появлению моды на платформы, приподнятые от пола, как почетные места для особых гостей, сановников или официальных лиц. Со временем платформы удлинялись и все чаще использовались для отдыха, а затем превратились в приподнятые кровати.

Китайцы считали роды исключительно женским делом, потому и помогать при родах могли только женщины. Правда, успех родов приписывался мужчине, если тот досконально исполнял все традиционные предписания. Чтобы волшебным образом заставить плаценту и плод появиться одновременно, ответственный супруг брал свою одежду и покрывал ею колодец. Чтобы роды прошли благополучно, он мог дать съесть жене обугленные и перемолотые обрезки своих ногтей или смесь жареных лобковых волос с киноварной пастой. Эти рецепты кажутся нам слишком диковинными, но их применение считалось жизненно важным. Врач Чэнь Яньчжи, живший в V веке, упоминал, что роды были подобны ожиданию смерти на земле. Как только все заканчивалось, родственники приносили свиную печень, чтобы отпраздновать это событие. В зависимости от благосостояния семьи, роженица могла также получить баранину, мясо лося или оленя. Средневековые китайские врачи называли время после родов «тремя днями между жизнью и смертью» и рекомендовали женщинам «оставаться в постели, полусидя с поднятыми коленями» для «наблюдения». Так как после родов женщина считалась «нечистой», она должна была оставаться заточенной в своей спальне на протяжении тридцати дней. Существовал также запрет на секс в течение ста дней, чтобы женщина не заразилась болезнями «пяти убытков и семи повреждений», такими как гнойные выделения из влагалища и т. п. Древние тексты прямо не обвиняют женщин в проблемах при родах, но, опять же, они упоминают, что женщины нечисты и должны принимать многочисленные меры, чтобы не нарушить табу или не оскорбить духов{72}.

Другие запреты, связанные с родами, широко распространились по всей Европе. Во времена Тюдоров англичанка, когда приближался последний месяц беременности, отправлялась в свою спальню. В течение нескольких недель она окропляла простыни святой водой, закрывала окна, затыкала замочные скважины и задергивала шторы, чтобы не было дневного света. Считалось, что трудные роды могут быть вызваны притаившимися дьяволами или проигнорированными суевериями – так, существовала примета, что опасно смотреть на полную луну. В помощь женщине предлагали разные народные средства, например посыпать живот измельченными муравьиными яйцами. В прежние времена люди часто основывали лечение на внешнем сходстве больного органа и целительного снадобья, поэтому морщинистый грецкий орех ели, когда надо было помочь мозгу (орех действительно помогает, но это чистое совпадение){73}.

Как только начинались роды, наступало время женщин. Даже слово midwife (акушерка) на староанглийском означает «с женщиной». Роль мужчины состояла в том, чтобы «хлопотать»: позвать повитуху и близких подруг и родственниц женщины. Это собрание носило название God-sibs (что-то вроде «сестринства во Христе») или gossips[30], а целью было успокаивать женщину, возможно рассказывая ей, что происходит в мире за пределами ее спальни. Женщины могли исполнять старые ритуалы: снимали кольца, расстегивали ремни (считалось, что эти предметы имитируют удушение и поэтому потенциально вредят ребенку), приносили амулеты (согласно поверью, раковины каури, немного напоминающие вульву, даруют удачу в родах).

Во время родов женщина могла отдохнуть на маленькой кровати с деревянным каркасом, которую легко было переносить с места на место, следом за роженицей. Или она могла сидеть на корточках на специальном акушерском стуле, известном как «кресло стенаний». После протестантской Реформации стонов стало заметно больше, так как обезболивание было объявлено незаконным. В 1519 году одна повитуха была сожжена заживо за использование опиума для облегчения родов. Многие из старых католических обычаев – амулеты, статуэтки, лекарства и заклинания – были признаны суеверием и также запрещены. Однако после того, как в 1559 году взошла на трон католическая королева Мария I, многие из запрещенных предметов появились вновь, как будто они никогда и не исчезали{74}. Но теперь большинству женщин, по крайней мере официально, приходилось полагаться на травы, молитвы и помощь своего сестринского клана.

Несмотря на то что у многих рожениц было специальное постельное белье (семейные реликвии, подаренные на свадьбу, часто приносили и во время родов), сам акт деторождения, нередко сопровождавшийся кровотечением, обычно происходил на тряпках или старом мягком белье. Богатые роженицы могли удалиться в главную спальню, остальные уходили в укромное отгороженное место, возможно, поближе к центральному очагу. После рождения акушерка мыла ребенка. Принца можно было обмыть в вине, его кожу умащивали маслом, пупок присыпали смесью алоэ в порошке с арабским или абиссинским ладаном.

Во времена Тюдоров молодую мать, независимо от статуса, называли «зеленой женщиной» и считали нечистой, оскверненной сексом и родами. Во время беременности и в послеродовой период ей не разрешалось смотреть ни на небо, ни на землю и даже встречаться глазами с другими людьми, а секс был строго запрещен. Чтобы восстановить свою социальную и моральную идентичность, через месяц она заново «воцерковлялась». Для церемонии ее покрывали вуалью и выводили из спальни к церковным вратам, как будто она вновь шла на венчание, чтобы получить почти девственный статус (чистоты). Если она была слишком слаба, чтобы идти в церковь, священник мог посетить ее дома.

Женщины хорошо знали, насколько опасны роды. Беременные часто заказывали свои портреты для потомков – на всякий случай. Во Флоренции XV века большинство женщин составляли завещания, как только узнавали, что беременны. Даже самые богатые королевские особы не обладали иммунитетом, а на самом деле были даже более уязвимы, чем остальные. При рождении будущего монарха в королевской опочивальне могло находиться до семидесяти человек, что подвергало рожениц повышенному риску «родильной горячки». Это название послеродового сепсиса служило собирательным для всех инфекционных заболеваний, вызванных заражением при родах из-за грязных рук или белья. Две жены Генриха VIII – Джейн Сеймур и Кэтрин Парр (рожавшая во втором браке) – умерли от родильной горячки вследствие того, что придворные набились в их спальни. Трудно с уверенностью говорить об общем уровне материнской смертности, но проведенное в XVI веке исследование района Олдгейт в Лондоне показало, что там уровень смертности составлял 2,35 случая на 100 беременностей{75}. Если учесть, что женщины в среднем могли иметь более семи детей, получается, каждая седьмая мать в конечном итоге умерла при родах.

Число присутствующих при родах могло быть довольно высоким и в колониальной Америке. У пуританки в спальне порой оказывалось больше десяти человек, включая повитуху, свекровь и нескольких соседей. Хозяйская спальня или, возможно, кухня, в зависимости от достатка и обстоятельств, считались лучшими местами для родов, которые, скорее всего, происходили на соломенной подстилке, после родов ее сжигали. Однако с 60-х годов XVIII века американские женщины из высшего общества стали требовать для родов присутствия врачей.

Роды на кровати

Переход к родам на кровати наблюдается с XVI века и связан с появлением современной акушерской хирургии во Франции. Акушер теперь требовал, чтобы женщина лежала на кровати так, чтобы он мог буквально «стоять перед ней»[31] и использовать свое медицинское оборудование. (Мы пишем «он» и «его», поскольку все профессиональные акушеры поначалу были мужчины – хирурги-цирюльники[32].)

До XVIII века работа акушеров считалась недостойной, а их социальное положение было не выше плотников и сапожников. Посягнув на традиционно женские владения, эти мужчины оказались в условиях ожесточенной конкуренции с повитухами. Чтобы получить рычаги влияния, акушеры формировали новый взгляд на роды, приравнивающий их к болезни. Роды всегда воспринимались как опасное событие, но никогда раньше не рассматривались как нездоровье. Однако теперь новые хирурги принялись внушать женщинам, что беременность – это недуг и им следует лежать в постели, как и любым другим больным людям. Это делало присутствие врача не только уместным, но и необходимым. Роженица пассивно лежала на спине, а он благодаря своим навыкам активно принимал роды.

Рожающая женщина,