Теперь даже подъездная вонь казалась цветочным благоуханием. Возле самой двери вслед ему раздались какие-то щелчки, точно за спиной под беззвучное фламенко кружилась танцовщица с кастаньетами.

В магазине Миха с наслаждением вдыхал нормальные запахи: свежего хлеба, нарезанной, уже слегка заветренной колбасы и спелых помидоров. Самыми же вожделенными были терпкие ароматы бытовой химии. Он щедро сгреб несколько брусков хозяйственного мыла, четыре банки порошкового «Пемолюкса» – такой дешевле, три освежителя воздуха от «Красной цены», пару перчаток, рулон мусорных мешков и жесткую губку.

Перед дверью Миха долго стоял, не решаясь войти: глубоко дыша, топтался на месте, уговаривал себя. Наконец, набравшись мужества, толкнул дверь в квартиру. Было тихо. Подозрительно тихо. Он отложил покупки в сторонку, заглянул в ванную…

– Твою ж бога душу, Валера, какого хера, а?

Брат стоял в чем мать родила посреди ванной и сосредоточенно размазывал по груди нечто, похожее на шоколад, но запах выдавал в вязкой дряни иное.

– Это фиаско, братан!

И снова банные процедуры, растертая до красноты кожа, и снова Лерик жался в угол, как побитый щенок, защищая руками самые изгвазданные места.

Убедившись, что брат более-менее чист, Миха повторно запер его в ванной, предварительно набрав пару ведер воды – чтоб не мотаться. Фронт работ представлялся циклопически-огромным: горы мусора, заляпанная до состояния камуфляжной расцветки кухня, испоганенные обои; мебель, покрытая засохшими пятнами жира, и мухи-мухи-мухи. Их мельтешение было столь вездесущим, что казалось, будто Миха попал в старое зернистое кино. И повсюду его сопровождали щелчки – то ли трещали половицы, то ли в кулер компьютера что-то забилось, то ли дурачился Лерик. Миха попробовал издать такой же, не пользуясь языком – не получилось.

Вонь в квартире требовала перво-наперво заняться мусорными кучами на полу, но Миха все же, пересилив себя, обратился к мусору другого рода – если у Валерика на компе осталось какое-нибудь нелегальное дерьмо, то от него желательно избавиться как можно скорее – в случае чего разбираться не будут, и новая ходка не заставит себя долго ждать. Миха нетерпеливо поелозил мышью, пробуждая технику ото сна. Зажегся монитор – на нем, как на сетчатке мертвеца, застыло изображение мужика, совокупляющего несчастную дворнягу.

– Пиздец.

Все файлы обнаружились на рабочем столе и в папке «загрузки». Открывая видео одно за другим, Миха, не вглядываясь, тут же закрывал его и безжалостно вдавливал кнопку delete. С каждым последующим роликом он преисполнялся мрачной решимости: им с братцем предстоял очень серьезный разговор и, похоже, не менее серьезное лечение. Чего только не было: казни мексиканских картелей, записи изнасилований, копрофилия, некрофилия. От видео с мальчонкой лет семи Миху опять затошнило. Все это за версту пахло Кирей; он почти увидел этого бледного лопоухого ублюдка, его наглую ухмылку и беспрестанно щелкающие четки в руках. Перед тем как Миха отправился на зону, Валерка клятвенно пообещал, что и словом не перекинется с другом детства. Судя по всему, обещание он не сдержал. Миха, поколебавшись, открыл Валеркину «Телегу» и безошибочно ткнул на желтую аватарку в виде ехидного колобка. Конечно же, переписка не прекратилась. Последнее сообщение пришло месяца два назад – видео под живописным названием «БАМЖИ УБИВАЮТ И ЕДЯТ КОШКУ ЖЕСТЬ!!!!» Та-а-ак…

Миха принялся прокручивать переписку, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом. Разнообразные мерзкие картинки и видео вроде «пацан ебет поролизованую мать» и «сикарио казнят полицию 18+», «нелигальный аборт малалетке», а также кадры расчлененки, гниющих ран, инвалидов в женском белье перемежались еще более гадкими сообщениями: «измажся дерьмом», «поймай какоенить животное», «снюхай свою перхать» и самое жуткое своей размытостью «на детской площадке их всегда полно». Миха в прострации прокрутил переписку почти на четыре года назад. Голосовые он пропускал – слышать гнусавый Кирин голос было выше его сил.

Вот и оно, сообщение, отправленное Валеркой под Михиным надзором – «Кирь, я слезаю с темы, извини». Миха тогда так и не узнал, что ответил друг Лерика, зато мог узнать сейчас. Частокол голосового сообщения походил на ряды неровно торчащих зубов. С неохотой Миха кликнул на голосовуху, и тут же колонки разразились гнусавым поросячьим визгом:

«Слышь, мудак, ты в край берега попутал? Ты меня через хуй кинуть решил? Рили? Ты, блядь, забыл, кто я такой? Ты реально думаешь, что можешь вот так соскочить? Ты, мразь, у меня говном умоешься!»

Следом шло короткое сообщение: «Думаешь выйдешь чистеньким? Хуй! Зацени видос!»

Черный квадрат с белым треугольником кнопки play ничего хорошего не предвещал. Название видео состояло из нечитабельных кракозябр. Вот, значит, как Киря превратился в Валеркиного кукловода; вот почему отдавал ему приказы в худших традициях снафф-шоу из даркнета: Киря его шантажировал, угрожал опубликовать на Валерку какой-то компромат. С тяжелым сердцем Миха нажал на кнопку воспроизведения.

Экран почернел, зазернился, а спустя секунду показал темную комнату. Холодным потом прошибло узнавание – это была их квартира. Вернее, комната Валерки, в которой сейчас сидел Миха. Вот только вместо шкафа, двери и противоположной стены в бесконечность утекал длинный, покрытый кафелем и ярко освещенный коридор. С потолка тут и там на цепях свисало что-то бледно-синюшное, такое холодное, что даже на зернистом видео удавалось заметить морозный парок. Там, в дальнем конце коридора, что-то зашевелилось. Нечто тощее, паукообразное медленно, нарочито лениво разворачивалось, выпрастывало конечности, будто потягиваясь. Выросло ввысь и также медленно поплелось по коридору, задевая эти бледные и синюшные – теперь Миха видел – освежеванные туши. Их равномерное покачивание гипнотизировало, притягивало взгляд. Миха и сам не заметил, как оказался так близко у монитора, что клавиатура уперлась в ребра, а одежда прилипла к жирным пятнам на столе. Туши после прикосновения тени принимались шевелиться, беспомощно дергали обрубленными конечностями, разевали пасти. Нет, не пасти – рты. Одна из ближайших туш обернулась к экрану, вывернув шею под немыслимым углом, и стало ясно, что на цепях висят не свиньи – люди. Искалеченные, местами примерзшие друг к другу, но каким-то непостижимым образом все еще живые.

Это было страшно. Хотелось отвернуться, закрыть глаза, вырубить этот кошмар, но под гипнозом мерно раскачивающихся туш и плывущей меж ними тени он не мог оторвать прилипших пальцев от столешницы – мог только смотреть. И вот туши остались позади. Из коридора тень шагнула в комнату – в ту самую, где сейчас был Миха! Черные сальные патлы волочились по полу, загораживали лицо, укрывали жуткую фигуру, пока та не спеша, почти жеманно подбиралась к экрану с той стороны. Раздалось шипение – будто кто-то с силой втягивал ноздрями воздух. Впервые с начала видео Миха понял, что все это