– У нас есть немного времени.

– Для чего? – спросила я, гадая, уж не видит ли он в непроглядной тьме за окном то, чего не видно мне. Но Роланд уже двинулся вперед.

– Следуй за мной.

Мне тринадцать лет. Избитая в кровь, я сижу, скрестив ноги, на столе в абсолютно чистом, даже стерильном помещении. Еще и шести месяцев не прошло, как меня назначили Хранителем, а это уже не первый раз, когда я оказываюсь в медицинском крыле Архива. Роланд стоит в стороне со сложенными на груди руками, пока Патрик готовит холодный компресс.

– Он был больше меня в два раза, – оправдываюсь я, прижимая окровавленный платок к носу.

– Как и все остальные? – язвит Патрик. Он работает в этой ветке всего пару недель, и я ему очень не нравлюсь.

– Ты не помогаешь, – упрекает его Роланд.

– А мне казалось, что именно это я и делаю, – огрызается Патрик. – Помогаю. Ты попросил об услуге, и вот я здесь, чтобы подлатать твою любимицу.

Сквозь платок я пробормотала ругательство – их я немало нахваталась у деда. Патрик не разобрал моих слов, зато Роланд, очевидно, расслышал, судя по тому, как удивленно он поднял бровь.

– Мисс Бишоп, – говорит он, обращаясь к Патрику, – одна из наших самых многообещающих Хранителей. Ее бы здесь не было, если бы Совет за нее не проголосовал.

Патрик смотрит на Роланда тяжелым взглядом.

– Они за нее проголосовали или ты?

– Думаю, стоит напомнить тебе, с кем ты разговариваешь, – прищуривается Роланд.

Патрик коротко выдыхает, будто выпускает пар, и поворачивается ко мне. Выдернув платок из моих рук, он осматривает мой ушиб поверх очков, которые спустил на кончик носа. К ссадине на лице он прикладывает холодный компресс, прижимая его моей рукой. Мне адски больно, но я стараюсь не подавать виду.

– Тебе повезло, что нос не сломан, – говорит он, стягивая резиновые перчатки.

– Наша девочка, – подмигивает Роланд. – Сделана из стали.

Под пакетом со льдом мои губы слабо улыбаются. Мне нравится эта мысль – быть девочкой из стали.

– Твердолобая, – вставляет Патрик. – Держи лед и постарайся больше не схлопотать по лицу.

– Постараюсь, – обещаю я. Слова звучат глухо из-под компресса. Но это так забавно.

Роланд усмехается. Я наблюдаю, как Патрик собирает свои вещи и выходит, бормоча что-то под нос. Я улавливаю лишь «никчемная».

– История замахнулась на тебя, а ты подняла руки, чтобы закрыть лицо, – небрежно говорит Роланд. – Верно?

Опустив глаза, я киваю. Мне следовало лучше подготовиться. Дед хорошо меня учил, но на деле все было совсем иначе, чем во время тренировок. И я оказалась не готова. Дед говорил, что нужные движения должны стать рефлекторными, а не выученными, и теперь я понимала, почему. Времени на размышления не оставалось, надо было действовать. Реагировать. Я подняла руки, История ударила по ним кулаком, и получилось, что я сама ударила себя по лицу. К щекам прилила жаркая волна, даже несмотря на холодный компресс.

– Спрыгивай, – говорит Роланд, выпрямляя руки. – И покажи мне, что ты делала.

Я слезаю со стола, отложив пакет со льдом. Он делает выпад – его движения медленные словно патока. Я поднимаю руки, скрещенные в запястьях. Его кулак останавливается в дюйме от меня. Роланд смотрит на меня сверху вниз.

– Ты не знаешь, как занять правильную позицию для удара, и позицию, чтобы принять удар. Если ты остановишься, это будет самой большой ошибкой в драке. Когда кто-то атакует, он создает силу и движение, но тебя не одолеть, пока ты понимаешь и чувствуешь направление этой силы и двигаешься вместе с ней. – Он крепче сжимает кулак и отклоняется чуть в сторону и вперед. Я перемещаюсь в ту же сторону и назад. И его кулак проходит мимо. Роланд одобрительно кивает. – Вот так-то. А сейчас лучше опять приложи лед к лицу.

Из коридора доносятся шаги. Роланд бросает взгляд на дверь.

– Мне пора, – говорю я и прихватываю с собой пакет со льдом. Но подойдя к двери, я останавливаюсь и спрашиваю:

– Ты жалеешь об этом? О том, что проголосовал за меня?

Роланд стоит, сложив руки на груди.

– Вовсе нет, – отвечает он с улыбкой. – С тобой здесь стало определенно интереснее.

* * *

– Куда мы идем? – спросила я тихо.

Не отвечая на мой вопрос, Роланд провел меня через весь шестой зал, уходящий в сторону от Атриума. Архив – это гигантская сеть холлов, залов и переходов. Одни помещения ответвляются, другие – пересекаются в неизвестном порядке, который, похоже, понятен только Библиотекарям. Всякий раз, когда я следую за кем-то из них по архивным лабиринтам, изо всех сил стараюсь запомнит путь и считаю повороты. Но сегодня Роланд не повел меня извилистым маршрутом через многочисленные комнаты и коридоры. Он шел прямо в конец очень длинного коридора. Миновав ряд дверей, мы оказались в тускло освещенном коротком коридорчике. Роланд помедлил, оглянулся и прислушался, видимо, проверяя, одни ли мы.

– Где мы? – спросила я, когда убедилась, что кроме нас тут никого нет.

– В комнатах Библиотекарей, – ответил он и снова пошел вперед. Дойдя до середины коридора, он остановился у обычной двери темного дерева. – Нам сюда.

Мы вошли в уютную маленькую комнату с блеклыми обоями в полоску. Обстановка здесь была довольно скудная: кушетка, кожаное кресло с низкой спинкой, письменный стол. Из приемника на стене лилась тихая классическая музыка. Роланд двигался так, что было понятно – здесь ему знаком каждый дюйм.

Он подошел к столу, рассеянно бросил в выдвижной ящик папку, которую принес с собой, затем достал из кармана какой-то блестящий предмет. Большим пальцем провел по его поверхности и положил на стол. В этом коротком жесте читались и усталость, и трепет, и нежность. Когда он убрал руку, я увидела, что это серебряные карманные часы, причем старинные. Глядя на них, я почувствовала, что мое сердце забилось чаще. В Архив попадают только те вещи, которые были с человеком в момент его смерти. Так что он либо взял их у какой-нибудь Истории, либо они попали сюда вместе с ним.

– Они больше не работают, – произнес Роланд, почувствовав мой интерес. – Здесь не работают. – Он указал на кушетку. – Садись.

Я опустилась на мягкую подушку и погладила аккуратно сложенное черное одеяло.

– Я не знала, что тебе нужно спать, – призналась я, испытывая неловкость. Я никак не могла привыкнуть к мысли, что он… не живой.

– Потребность – странная вещь, – сказал он, закатывая рукава. – Физические потребности дают ощущение, что ты – человек. Без них тебе трудно это почувствовать. Я не сплю, нет, но я отдыхаю. Делаю вид, что сплю. Это дает, скорее, психологическое облегчение, чем физическое. А теперь попытайся немного поспать.