Я видел, что она следует почти вплотную к тени учителя, держась все же на определенном расстоянии. И колебалась она не от ветра, а двигалась непрерывным потоком, словно какая-то тяжелая, вязкая, гнойная жидкость. И цвет ее был не синий, не пурпурный и не черный, а какого-то другого, непривычного для глаза человека оттенка, более темного, чем гниющая плоть. И форма ее была уродливой. Казалось, что тот, кто ее отбрасывал, имеет длинное волнообразное тело и ползет, низко пригнув голову.

Авикт не замечал тени, а я все еще боялся сказать ему о ней, считая, что учителю будет неприятно узнать, что нас сопровождают. И я подошел ближе к нему, чтобы определить прикосновением или другим восприятием невидимое существо, которое отбрасывало эту тень. Но ни со стороны солнца, ни против солнца я ничего не обнаружил, и ни под каким другим углом ничего не ощутил, хотя приближался вплотную, зная, что некоторые создания могут отбрасывать тень в любом направлении.

После прогулки в обычный час мы вернулись в дом. Когда мы поднимались по изогнутой лестнице и проходили через главный вход, охраняемый мраморными чудовищами, я заметил, что странная тень по-прежнему ползет за тенью Авикта, падая на ступени и двигаясь явно отдельно и на определенном расстоянии от длинных теней, отбрасываемых чудовищами. И в темных коридорах, где тени никогда не бывало, я со страхом и отвращением обнаружил искривленное пятно ядовитого оттенка, которое следовало за Авиктом, как будто вместо его собственной тени. Весь день, куда бы мы ни шли, тварь преследовала моего учителя. Она была возле него неотступно и в столовой, где нас обслуживали призраки, и в библиотеке, где мумии стояли вдоль стен, как стражи; она следовала за ним всюду, как проказа за прокаженным. А учитель все еще ничего не замечал, и я все еще боялся сказать ему, надеясь, что пришелец исчезнет в свое время, как будто его и вовсе не было.

Но в полночь, когда мы сидели вместе под светом серебряных ламп, разбирая написанные кровью дракона руны Гипербореи, я увидел, что тень подкралась совсем близко к тени Авикта, вытянувшись на стене позади его стула. Тварь походила на разлившуюся могильную слизь, отвратительную мерзость из черного лепрозория ада. Я не мог этого больше вынести и, вскрикнув от ужаса, сообщил учителю о ее присутствии.

Обнаружив тень, Авикт начал пристально ее рассматривать. И на его изборожденном морщинами лице не было ни тени страха, ни трепета, ни отвращения. Наконец он сказал мне:

– Эта тварь является тайной, неподвластной моему знанию. Никогда за все время, что я занимаюсь моим искусством, ни одна тень не приближалась ко мне незваной. И поскольку все остальные наши заклинания нашли ответ, я прихожу к выводу, что эта тень – истинная реальность, или тень, или знак реальности – явилась в ответ на формулу змеелюдей, которую мы посчитали недейственной и бесполезной. Я думаю, нам нужно сейчас же отправиться в комнату заклинаний и опросить тень всеми доступными нам средствами.

Так мы и сделали. Когда, приготовив все для ритуала, мы уже намеревались задать вопрос, неизвестная тень подобралась еще ближе к тени Авикта, так что расстояние между ними стало не больше толщины жезла некроманта.

Тогда всеми возможными способами мы стали спрашивать тень, произнося вопрос сами и через оживленных нами мумий и статуй. Но ответа не последовало. И призвав кое-кого из дьяволов и фантомов, наших приспешников, мы задали вопрос через них, но безрезультатно. Пока мы совершали ритуал, наши зеркала не обнаружили никого, кто мог бы отбрасывать тень. И никто, к кому мы обратились, не смог определить присутствие в комнате духа или призрака. Авикт забеспокоился. Начертав на полу кровью и пеплом эллипс Умара, в который ни один демон, ни один дух не могли вторгнуться, он встал в его центр. Но чужая тень последовала за его тенью даже внутрь эллипса, словно текучее пятно жидкой разложившейся массы, и расстояние между ними стало не шире толщины пера чародея.

Ужас проложил на лице Авикта новые морщины, на лбу у него выступили бусины смертельного пота, ибо он знал – и даже мне это стало понятно, – что преследующая его тварь находится вне законов известной магии. И предчувствуя страшное бедствие, учитель вскричал дрогнувшим голосом:

– Я ничего не знаю ни об этой твари, ни о ее намерениях по отношению ко мне. Я не обладаю силой, способной ее остановить или изгнать. Оставь меня сейчас же, ибо я не хочу, чтобы кто-то стал свидетелем моего поражения и несчастья, которое может произойти из-за моего бессилия. Уходи, чтобы также не стать добычей тени…

Хотя ужас потряс меня до глубины души, я не желал покидать Авикта. Но у меня давно вошло в привычку всегда и во всем подчиняться его воле. Кроме того, я знал, что тем более окажусь бессилен против этой твари, раз уж сам Авикт не в состоянии ничего сделать.

Итак, попрощавшись с ним, я вышел на подгибающихся от страха ногах из комнаты. Оглянувшись через плечо, я увидел, как чужая тень растеклась по полу, будто скверное пятно, и коснулась тени Авикта. В этот момент учитель громко вскрикнул, как в кошмаре. Его лицо исказилось и конвульсивно задергалось, как у сумасшедшего, который безуспешно борется с невидимым инку-бом. Я отвернулся и бросился бежать вдоль темного коридора, ведущего к выходу на террасу.

Красная зловещая луна нависла над скалами, и тени кедров удлинились в ее свете, колеблясь, как раздуваемый ветром плащ чародея. Наклонясь навстречу ветру, я бежал по террасе к лестнице, ведущей к отвесному спуску в скалы за дворцом Авикта. Подгоняемый страхом, я несся во весь дух и почти добежал до конца террасы, но не смог поставить ногу на верхнюю ступеньку лестницы – с каждым шагом мрамор растекался подо мной, исчезая, словно бледный горизонт перед охотником. И хотя я бежал без остановки, мне никак не удавалось достичь конца террасы.

Наконец я остановился. Мне стало ясно, что дом Авикта окружен неведомым колдовством, которое препятствует любому, кто в нем находиться, покинуть его пределы. Итак, убедившись, что все мои попытки добраться до лестницы бесполезны, я вернулся к дому. И поднимаясь по белым ступеням, освещенным лунным светом, вдруг увидел, что меня кто-то поджидает в дверях главного входа. Я узнал Авикта по его лазурно-пурпурной накидке. Но теперь в лице его мало что осталось человеческого. Оно стало отвратительной смесью человеческих черт и уродливого облика твари, подобно которой не знала земля. Преображение было ужаснее, чем смерть или гниение; лицо моего учителя уже приобрело оттенок разложившейся плоти, и очертания фигуры чем-то напоминали пригнувшийся контур тени. Руки, уродливые и вытянутые, не могли принадлежать ни одному земному существу и тело под накидкой удлинялось с тошнотворной волнообразной гибкостью. В лунном свете казалось, что его лицо и пальцы разлагаются. И неотступно следующая, как вязкое текучее пятно, тень вытравила и исказила настоящую тень Авикта, заняв ее место.

Крик застрял у меня в горле; ужас лишил меня дара речи. А тварь, ставшая Авиктом, молча манила меня. Но не слова не соскользнуло с ее гниющих губ. И глаза, превратившиеся в медленно текущую из глазниц мерзость, уставились прямо на меня. Бывший учитель крепко взял меня за плечо мягкими гниющими пальцами и повел по коридору в комнату для заклинаний, где находилась мумия Огоса. И я, чуть не падая в обморок от отвращения, подчинился.