Покупая ее, герцог знал, что это судно, так же как И его великолепные лошади, станет предметом восхищения и зависти всех его друзей. После скачек он намеревался пригласить на борт самых близких из них. Но сначала ему хотелось самому разобраться в тех новшествах и новомодных изобретениях, которыми была оснащена его яхта.

Теперь же герцог с досадой и раздражением подумал, что вместо приятной морской прогулки ему предстоит гоняться на своей яхте за взбалмошной молодой леди.

Он определенно считал, что ее родители не позаботились вовремя о соответствующем воспитании дочери, а теперь, по мнению герцога, она была уже безнадежно испорчена.

Герцога приводило в ярость и то, что маркиза позволила себе говорить со своими друзьями о его личных делах.

Он понимал, что ее светлость считала брак с Альдорой делом решенным. Ведь речь шла о крестнице самой королевы и о сказочно выгодном предложении, которое вступало в силу сразу же после заключения брака.

» Вероятно, — рассуждал сам с собой герцог, — мне следовало бы попросить личной аудиенции у королевы и рассказать ей о невозможности брака с Альдорой. Быть может, ее величество согласилась бы найти мне более подходящую партию «.

Но ему тут же пришла в голову мысль, что королева вряд ли вняла бы его просьбам — хотя бы потому, что она и отдаленно не представляла себе, каков на самом деле характер Альдоры.

Ее величество, должно быть, наслышана о том, как эта девушка умна и образованна. Она бы ни за что не поверила, что при этом она еще несносна, взбалмошна и совершенно не умеет вести себя!

Однако он прекрасно понимал, какую благодатную пищу для слухов и сплетен может дать эта история, дойди она до ушей дворцовых сплетников. Подумать только: от первого жениха Лондона сбежала молоденькая девчонка, оскорбленная его донжуанскими похождениями!

Хотя скорее всего такому вздору при дворе никто бы не поверил, этот слух передавался бы от одного к другому со смехом и вздохами, обрастая небылицами, как снежный ком. И когда бы герцог ни появлялся в любом из клубов, он чувствовал бы, что здесь только что говорили о нем.

— Черт побери! — подумал он вслух. — Я сделаю ее своей женой, хотя бы для того, чтобы доказать: через меня нельзя перепрыгнуть, как через трухлявый забор!

Герцог тут же сам удивился этой мысли.

Неужели он, герцог Уидминстер, столь разборчивый во всем, что касается женщин, первый и убежденный холостяк в Лондоне, признанный покоритель сердец первых красавиц высшего света, неужели он собирается жениться на молоденькой хулиганке, которая заявила, что скорее умрет, чем выйдет за него замуж?

— Я, кажется, схожу с ума! — мрачно воскликнул герцог, пришпоривая Самсона.

К счастью, ночь была лунная, так что герцог легко выбирал дорогу. Дыхание моря чувствовалось все явственнее, и он был уверен, что совсем скоро выедет на берег.

Неожиданно погода стала ухудшаться, поднялся ветер, засверкали молнии, и пошел сильный дождь.

Герцог понял, что еще немного — и он вымокнет до нитки. К тому же гроза пугала Самсона, и при каждом раскате грома он начинал дрожать и замедлял свой бег.

Эта часть Суссекса всегда славилась своей непредсказуемой погодой с ливневыми дождями и грозами.

Как-то раз молния почти на треть разрушила часовню кафедрального собора. Несколько позже бурей была разрушена еще одна часовня. Высокое сооружение буквально на глазах рассыпалось под порывами сильного ветра. Герцог сам был свидетелем этих событий. Тогда, в 1865 году, он приехал из Оксфорда в Гудвуд погостить у своего друга, герцога Ричмонда. В том же году его светлость распорядился заложить камень под постройку новой церкви, средства на возведение которой он выделил сам.

Вот и теперь погода становилась все хуже и хуже.

Когда прямо над головами лошади и седока сверкнула очередная молния, за которой последовал оглушительный раскат грома, герцог понял, что заставить Самсона бежать дальше не удастся.

Невдалеке он увидел крыши домов и решил, что придется попросить там убежища.

С большим трудом ему удалось заставить Самсона дойти до ближайшего дома, который оказался придорожным постоялым двором.

При следующей вспышке молнии герцогу удалось рассмотреть небольшой двор и конюшню.

Герцог спешился, со скрипом отворил покосившуюся дверь и завел Самсона внутрь.

В маленькой конюшне было грязно и неприглядно. Одно стойло уже занимала чья-то лошадь. Другое было свободным. В яслях лежало сено, в корыто была налита вода.

Герцог разнуздал коня, но оставил его оседланным на случай, если ливень прекратится так же внезапно, как начался.

Он повесил узду на крюк, вбитый в стену, закрыл стойло и под дождем прошел к дверям постоялого двора.

Внутри горел свет. Видно, какой-то путник, застигнутый грозой, решил укрыться здесь от непогоды.

Герцог открыл дверь и снял шляпу, с которой полилась вода. В просторной комнате горел камин. Герцог шагнул к нему, спеша обсушиться и согреться, и заметил, что кто-то сидит в кресле лицом к камину.

В следующую минуту он разглядел в полутьме пышные золотистые волосы и понял, что, к счастью, ему удалось найти Альдору!

Она не оборачивалась, видимо, не очень интересуясь вошедшим.

Только когда герцог подошел поближе и встал так, что оказался к ней лицом, Альдора от неожиданности вздрогнула и крепко стиснула подлокотники кресла.

— Полагаю, — заявил герцог, отбрасывая со лба прядь мокрых волос, — ваш конь не любит грозы — так же как и мой Самсон? Мне с трудом удалось найти для него укрытие.

Он нарочно говорил таким тоном, словно они вели светскую беседу в Беркхэмптон-Хаусе.

— Почему вы здесь? — спросила Альдора.

Герцог положил шляпу и принялся расстегивать промокший плащ.

— Вы не будете возражать, если прежде, чем мы возобновим наше сражение, я сниму плащ и повешу его сушиться? — спросил он. — Мне бы не хотелось простудиться, А это, я боюсь, может грозить нам обоим.

Он заметил, что плащ Альдоры сушится по другую сторону камина, и от него уже идет пар. Значит, она промокла до нитки — так же как и он.

Не дождавшись ответа, герцог снял насквозь промокший плащ. Даже плечи и рукава белой рубашки из тонкого батиста были мокрыми.

Повесив плащ у огня, герцог спросил:

— Здесь можно раздобыть чего-нибудь выпить?

Он уже успел оглядеться и понять, что они оказались в таком месте, куда при обычных обстоятельствах им не пришло бы в голову заглянуть.

Потолок их неказистого пристанища был сделан из кусков старой корабельной обшивки, пол, вымощенный плитами, кое-где прикрывали грязные половицы.

В комнате стояли лишь несколько поломанных деревянных кресел да хромоногий стол.