отдал мне пару рассказов, «завалявшиеся» в его сидоре. Подозреваю, что их отверг издатель, а Пришвин решил пустить их в дело. А я, в свою очередь, выгреб из карманов оставшиеся деньги, немного, но миллион наскреб. Питерские коллеги выдали три, но большую часть пришлось отдать новой сотруднице, «на обзаведение». Девушке в Париж ехать, надо выглядеть соответственно и, вообще покупки кое-какие сделать. А мне теперь придется на Большую Лубянку шлепать пешком,потому что на извозчика наличных уже не было.

— Все, Владимир Иванович, поспешаю, очень был рад знакомству, — вдевая руки в лямки «сидора» сказал Пришвин.

Михаил Михайлович выскочил, а я еще посидел, наблюдая в открытую дверь, как народ двигается по коридору, дождался последнего и только потом пошел в сторону тамбура.

Как положено, около двери в вагон стоял проводник, провожая улыбкой своих пассажиров, а рядом с ним расположился крепкий молодой человек в полувоенной форме — армейских галифе, в фуражке со звездой и в пальто.

— А вот и товарищ Аксенов, — кивнул проводник в мою сторону.

Эх, на хрена, мои питерские коллеги сообщили мою фамилию? Впрочем, вчера, когда я избавлялся от «коммунаров», сам «рассекретился». И кто-то сообщил о моем прибытии в Москву. Ощупывая локтем пистолет — на месте ли? — в который раз подумал, что кольт, пистолет громоздкий и нужно искать браунинг.

Молодой человек решительно преградил мне дорогу.

— Товарищ Аксенов?

— Товарищ, движение не перекрывайте, с дороги сойдите, — вежливо попросил я.

Я уже стал прикидывать — дать ли ему под ребро, или сразу за пистолетом лезть, но молодой человек резко отступил в сторону и сконфузился. Или сделал вид, что ему неловко.

Я не стал заговаривать с незнакомцем, а просто пошел по платформе в сторону выхода на перрон, а молодой человек зашагал рядом со мной, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Прошу прощения, товарищ Аксенов. Моя фамилия Оползин, я помощник товарища Каменева,

— Какого Каменева? — поинтересовался я, не останавливаясь.

От удивления Оползин сбился с шага.

— Как какого?

— Есть Каменев Сергей Сергеевич, главнокомандующий, есть Каменев Леонид Борисович, член Политбюро, — хмыкнул я.

— Я от товарища Каменева, который Леонид Борисович.

Вести разговор на ходу неудобно и я остановился.

— Вы уточняйте, в следующий раз — чей вы помощник, — посоветовал я Оползину и спросил: — И что вы от меня хотите, товарищ Оползин?

— Вас хочет видеть товарищ Каменев, — ответил Оползин, а потом уточнил с улыбочкой. — Тот, который Леонид Борисович, член Политбюро ЦК РКП (б) и Председатель Моссовета. Вы сомневаетесь? Давайте, я вам удостоверение покажу?

Я внимательно изучил документы молодого человека. И на самом деле, все в порядке. Оползин Александр Абрамович, помощник Председателя Президиума Исполкома Моссовета товарища Каменева. Вернув удостоверение, заметил:

— Да, все в порядке. Если вы помощник Председателя — вопросов нет. С товарищем Каменевым нужно будет встретиться.

— Тогда поехали, — обрадовался Александр Абрамович. — У меня здесь авто стоит, прямо у входа.

— Хорошо, поехали, — покладисто кивнул я. — Только, вначале на Лубянку заедем, — похлопал я по своему портфелю, показывая, что следует что-то передать. — Для авто секундное дело, а вы потом на Тверскую поедете, в Моссовет.

— Конечно, конечно, — обрадовался Оползин.

У входа действительно стоял «форд», известный как «Жестяная Лиза». Это личное авто товарища Каменева, или его помощники катаются на американских машинах?

Оползин открыл передо мной заднюю дверь, а сам уселся рядом с водителем. Обернувшись ко мне, сообщил:

— До Лубянки за десять минут домчим.

Пока ехали, я перебирал варианты, раздумывая — а правильно ли поступил, сев в автомобиль с незнакомыми людьми? Но инстинкт подсказывал, что подставы здесь нет, автомобиль слишком приметный, документы в порядке. А если меня попытаются завезти куда-нибудь, успею отреагировать.

До главного здания ВЧК мы добрались даже не за десять, за восемь минут. Я не стал дожидаться, чтобы помощник Каменева открыл мне дверь, вышел сам, а потом кивнул парню в открытое окно:

— Спасибо товарищ Оползин, что подвезли. Леониду Борисовичу огромный привет. Пусть он мне позвонит, все согласуем, утрясем время, я с ним обязательно встречусь.

— Подождите, товарищ Аксенов, — опешил Оползин. — Вы же обещали?

— Что обещал? — сделал я удивленные глаза. — Разве я вам сказал, что прямо сейчас поеду с вами в Моссовет? Я сказал, что со Львом Борисовичем обязательно встречусь, как только он мне назначит аудиенцию, а я ее согласую с собственным начальством.

Я пошел к входу, чувствуя, что меня прожигают две пары взглядов и, скорее всего, еще и матерятся вдогонку. А что, разве я что-то пообещал? Не было такого. А если ребята восприняли мои слова так, как им хотелось, их право. Зато мне не пришлось тащиться с Ленинградского вокзала до родимой конторы. Делать мне больше нечего, как ехать в Моссовет, встречаться с Каменевым. Простите, но Леонид Борисович — это фигура крупная, а встречаться с ним, не поставив в известность Дзержинского, просто глупо. Не то, чтобы я опасался, что меня «закопают» в подвале Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов (хотя, такой вариант не исключен), но все тайное рано или поздно становится явным, а мой визит к Каменеву, накануне доклада непосредственному начальнику, вопросы вызовет.

Но непосредственного начальника на месте не оказалось. Как всегда, Феликс Эдмундович отсутствовал, а его обязанности исполнял товарищ Ксенофонтов. Оперативные вопросы с ним можно решить, но их-то у меня как раз и не было. На всякий случай доложился Ивану Ксенофонтовичу — мол, прибыл из госпиталя и готов выполнять поставленные задачи, послушал вдумчивое кхеканье и.о. Председателя ВЧК (с полгода назад он бы меня обматерил, а теперь стеснялся), выяснил, что с должности меня до сих пор не сняли, а здесь я пока никому не нужен и, стало быть, могу заниматься своими делами, исчез, сообщив, что отправляюсь в наркоминдел.

НКИД расположен в шаговой доступности, но у товарища Чичерина шло какое-то совещание. Пришлось убить целый час, чтобы дождаться завершения. Странно, что заседание началось утром.

— С восьми утра сидят, — сообщил секретарь, то и дело хватавший то одну, то другу трубки телефонных аппаратов, сообщая, что «нет, не закончилось, а когда — он не знает».

Но, наконец-то, открылась дверь, из кабинета наркома повалил народ, радостно хватавшийся за папиросы и трубки. Георгий Валентинович был одним из немногих некурящих наркомов и единственный, кто не разрешал курить в своем кабинете во время заседаний.

Некоторых дипломатов я знал в лицо, с некоторыми знаком лично, пусть и шапочно, пришлось здороваться, отвечать на какие-то пустые вопросы. К счастью, люди изрядно устали от совещаний и вопросы были формальными.

Секретарь быстро метнулся к наркому,