У меня сел телефон, я родителей не предупредила даже. Чувствую, мне влетит. Фак, я так и без дня рождения остаться могу. А если папа с Сашей на рыбалку уже уехали? Попадос…

Подхожу к машине Макса и начинаю дёргать ручку. Закрыто.

— Что ты дёргаешь? Мы не на тачке, мне нельзя.

Даже достаточно грубая фраза из его уст звучит как какая-то ласка. Интересно, мне когда-нибудь надоест и я перестану замечать эту манеру или всю жизнь буду так реагировать?

— А на чём? — обхожу машину и заглядываю в гараж.

На знаменитом гараже Антропова, который обсуждает вся округа, тоже красуется граффити Резо во всю стену. Но теперь я его не могу воспринимать как художника, исключительно как гангстера. Жаль, телефон сел и я не записала видео для Ани, надеюсь, он выступит на бис…

В гараже стоят квадроцикл, два мотоцикла, кроссовый мотоцикл эндуро, снегоход и садовая техника.

— Ого. Да у тебя полная ачивка, капитан.

— Это ты ещё не всё видела…

— А что ещё есть? — Загораюсь, всегда хотела покататься на болотоходе.

— Гидрик и главный конь.

— Серьёзно? У тебя есть конь?

— О да, — нахально улыбается.

— Я боюсь лошадей.

— Я заметил…

— Откуда? Я пару лет назад упала с лошади сильно. Мне компрессионный перелом диагностировали. Уже положили на реабилитацию, и хирург сказал, что всё-таки просто ушиб.

— Всё-таки наивная. Лан, поехали.

Да почему я наивная? Бесит. То малыш, то наивная.

— Мы поедем на этом? — С опаской спрашиваю, так как он выкатывает мотоцикл. И не более привычный спортивный, а какой-то винтажный.

— Могу ещё газонокосилку предложить.

— Поняла, — киваю и забираюсь за спину.

Всю дорогу я в него крепко вжимаюсь и думаю только о том, как бы не упасть. Представляю, как больно сдирать кожу об асфальт, и по телу бегут мурашки. В чём вообще удовольствие? Больше никогда не поеду, зачем мне такой стресс, скорее бы уже добраться.

К моему облегчению, доезжаем мы нормально. Слезаю с мотоцикла, хочу подойти чмокнуть Макса и вскрикиваю, меня пронизывает просто дикая боль. Я понимаю, что не могу сделать и шагу. Как будто в мою кость вбили гвоздь. В полном недоумении опускаю глаза к месту боли и кричу сильнее. Из глаз брызгают слёзы. У меня сожжена кожа… Как будто кто-то меня клеймил…

Макс вскакивает с мотоцикла, осматривает меня, успокаивает. Вполголоса матерится.

— Малыш, прости меня. Не предупредил, ты обожглась об трубу. Тише, тише, — гладит по голове и старается успокоить.

Я всхлипываю и продолжаю горько плакать. Больно мне только при движении, я не могу поверить, что у меня на ноге такое уродство. Это когда-нибудь вообще заживёт? Обнимаю его и плачу. Что за день такой дурацкий.

Успокоившись, пробую сделать шаг. Очень больно. Макс берёт меня на руки и несёт домой. Дверь на террасе открыта, дома тихо, никого нет. Макс, стараясь не шуметь, тихо проходит в дом, и я ему показываю, что меня надо поднять на второй этаж.

Макс аккуратно кладёт меня на кровать и опять извиняется. Видно, что он очень сожалеет и переживает. Говорит, что хорошо, что я с голыми ногами, была бы какая-нибудь ткань неподходящая, было бы хуже.

— Поцелуй меня, — жалобно прошу.

Макс наклоняется и первый раз целует меня нежно-нежно. Вкус получается сладко-солёным. Я тону в этой нежности, и сразу становится легче.

— Тоня? — Дверь распахивается, и я слышу бабушкин возмущённый голос. — А-а-а-а. Мужчина в доме! Караул! — Верещит ба, как сирена на весь дом.

*Сап/sup board — доска с веслом.

Глава 20

Ну всё… Я даже представить не могу, что сейчас будет…

Но тут Макс встаёт, подбегает к двери и делает то, что никто и никогда не делал…

— Добрый вечер, Арина Сергеевна, — врубает всё своё очарование на турборежим, — я Вам потом всё объясню, — мягко подталкивает мою бабушку и закрывает за ней дверь.

Я думаю, она потеряла дар речи, точнее, её лишили дара речи первый раз в жизни. И мне бы сейчас лежать и трястись от страха, но мы переглядываемся и начинаем ржать на весь дом. Это надо такое и так сказать в данной ситуации. Легенда!

А выражение её лица… Я его никогда не забуду…

— Антропов, я в шоке!

— Я сам в шоке, — смеётся, — что делать будем?

— Вообще-то надо что-то делать с ногой.

— Давай в аптеку съезжу или в травмпункт? Давай ещё раз нормально посмотрим.

— Позови бабушку, она мастер по этим делам. У неё от гормонов проблемы с кожей и постоянные раны.

Макс открывает дверь, слышу, как спускается на первый этаж и через пару минут возвращается. Он сказал бабушке, что я обожглась об трубу мотоцикла и не смогла дойти. Она сейчас придёт с аптечкой. Мама тоже приходит на шум, когда они видят мою ногу, вопросов о Максе больше не возникает. Меня все так жалеют, что мне становится намного больнее. Зрелище действительно жуткое. Просто большой поджаренный круг.

Мама ревёт, у неё руки трясутся, а бабушка действует холодно и решительно. Скомандовала Максу меня держать, обработала ожёг, нанесла какие-то свои перуанские мази и заклеила пластиной с серебром. Не понимаю, что это и зачем, уверяет, что всё пройдёт.

Мама совсем расклеилась и убежала пить успокоительные, а ба дала мне обезболивающее и пошла помочь маме.

— Малыш, — смотрит на меня виновато Макс, — мне очень жаль.

— Нормально, жить буду. Главное, чтобы рубцов не было. В крайнем случае тату сделаю.

— У тебя слишком красивая кожа для татуировок. Я спрошу у мамы, что можно сделать, и всё-всё тебе оплачу. Только не расстраивайся.

Слишком красивая кожа? Он правда так думает? От необычного комплимента и боль утихает. Может, это и лекарство подействовало, но я уверена, что моё лекарство картавит и носит кроссы сорок сельмого размера.

— Вырулим. Поезжай домой. Ночевать тебя не оставлю. Мы уже тут долго вдвоём. Давай.

— До завтра, Аршанская, — мимолётно целует в губы и уходит. Замирает в дверях, — Тони, кто бы мог подумать, что у такой плохой девочки такая аристократичная спальня. Будоражит.

Издевается!!!

Слышу, как он прощается и уходит. Как заводит мотоцикл и постепенно удаляется. Сразу же поднимаются ма с ба. Спрашивают, как всё произошло, что там за труба и всё такое. Бабушка вздыхает и уходит.

— Потом всё вам объясню? — Мама вопросительно на меня смотрит.

— Ну, ма-а-а-м, — улыбаюсь ей смущённо, понимая, что её распирает от любопытства просто, а не злости, — ты бы видела бабушкино лицо…

Мама сразу срывает маску строгой родительницы, и мы смеёмся над