количество гостей казалось для нее большим. Во многом виноваты в этом были обои темно-зеленого цвета, зрительно убивавшие комнату.

Мое появление заставило всех замолчать, отчего я почувствовал себя неуютно. В растерянности я остановился в дверном проеме и задумался над правильностью своего решения присоединиться к ужину. Дима слабо подтолкнул меня в спину и сказал:

– Заходи, не стесняйся.

Я сделал шаг вперед и тихо произнес:

– Здравствуйте.

Я знал всех сидящих за столом, но моему появлению Димина семья оказалась не рада: Мария с кислым выражением лица ответила «здравствуй», а Лев Эдуардович с каменным лицом кивнул. И только Кристина Майер с широко раскрытой улыбкой произнесла: «Привет!» Такое начало вечера не предвещало ничего хорошего, и я решил, что проведу здесь не больше часа, пока не получу номер телефона молодой ученой. Она меня, судя по всему, не узнала, даже несмотря на то, что посадили меня рядом с ней.

Дима вместе с женой разместились на диване, а его отец восседал в изголовье стола, словно хозяин дома. Я всегда считал Льва Эдуардовича строгим моралистом и беспощадным отцом. Он оценивал каждое произнесенное слово, из-за чего разговор с ним превращался в экзамен. Поступил правильно – заработал бал. Сказал что-то не то – потерял. Я предпочитал не общаться со Львом Эдуардовичем, на что он отвечал взаимностью. Дима такой возможности не имел и был вынужден всю жизнь зарабатывать хорошие оценки у своего отца, где даже четверка – это плохо. Когда Лев Эдуардович отчитывал сына, Дима мог только виновато улыбаться.

Однако сегодня оценки выставлялись Кристине. Отец семейства задавал ей много вопросов, на которые девушка воодушевленно отвечала, не замечая реакции собеседника. В зависимости от полученных ответов, Лев Эдуардович мог одобрительно покивать головой, недовольно цокнуть языком или произнести фразу про инфантильность и несобранность молодежи. Работа Кристины по контракту в Европейской организации по ядерным исследованиям вызвала одобрение. Сожительство с бывшим парнем вне брака – осуждение. Он похвалил Кристину за ее благотворительную деятельность в области защиты окружающей среды, но выразил недовольство ее участием в феминистском движении. Девушка постоянно получала и теряла заработанные балы, и хотя в целом она держала положительное сальдо, экзамен стал изрядно утомлять всех присутствующих. В конечном счете мне это все надоело, и я вмешался в разговор:

– Почему ты решила стать ученой?

– Почему тебя это удивляет? – враждебно спросила Кристина.

Видимо, она увидела в невинном вопросе мужской шовинизм. Я быстро сориентировался и вместо заготовленной фразы про то, что раньше не встречал девушек-физиков, спросил:

– Почему ты решила, что меня это удивляет?

Кристина сделала снисходительный вздох и сказала:

– Почему все мужчины при знакомстве со мной обязательно спрашивают, почему я решила стать ученой?

– И почему же?

– Я не мужчина, почему ты спрашиваешь об этом меня?

– Лев Эдуардович, почему мужчины постоянно донимают Кристину этим вопросом? – спросил я «хозяина дома».

Отец семейства чуть не подавился едой от такой наглости. Он аккуратно положил столовые приборы на скатерть, вытер кусочки еды со рта и уже приготовился говорить, как раздался смех Кристины. Возможно, ей показалась забавной моя выходка, но, скорее, она не захотела ставить взрослого человека в неудобное положение и ответила сама.

Отцом Кристины был талантливый ученый, чья жизнь не могла не сказаться на жизни дочери. Вместо игр с куклами маленькая девочка крутила в руках модели атомов, а вместо чтения сказок на ночь они ходили смотреть через домашний телескоп на туманность Андромеды. Вместе с папой они периодически устраивали погром в квартире, производя удивительные физические или химические опыты. Я представил себе, как озорная девчушка, измазанная копотью, и серьезный отец в белом халате, взрывают самодельную бомбочку в детской, отчего комната наполняется серым дымом. Я рассмеялся от этого образа, и под мой хохот Кристина закончила рассказ тем, что ее единственным шансом не стать физиком, было пойти на химический факультет.

Девушка замолчала и с расслабленной улыбкой посмотрела на меня. Смущенный ее прямым взглядом, я пошутил:

– Я что, измазал лицо сметаной?

– Нет… но, мне кажется, что мы с тобой где-то встречались, – ответила девушка и, прищурившись, стала всматриваться еще сильнее.

Теперь я понял: Кристина не вспомнила меня. Именно поэтому она вела себя доброжелательно по отношению ко мне. Я решил, что продолжу сохранять инкогнито, но в разговор вмешался Дмитрий:

– Тебе не кажется. Вы и правда встречались на лекции в университете.

– Точно! Теперь я тебя вспомнила! Ты еще спросил меня про гравитационную ракушку, – произнесла Кристина, не отрывая взгляда. Пока она произносила фразу, на ее лице сменилась целая гамма эмоций: торжество, удивление, тревога.

– Да. Мне на работе рассказывали городскую легенду о Бесконечной Лестнице, вот мне и стало интересно, сколько правды в таких байках, – подтвердил я.

Вспоминая о нашей с Димой пьяной поездке в Лабораторию, я старался аккуратно подбирать выражения, чтобы ни одно произнесенное слово не дало поводов для обвинений. Не вышло.

– По-моему, байки с твоей работы – не самая удачная тема для разговора, – сказал Дима.

Еще больше меня испугала реакция Кристины на мои слова. Ее лицо исказилось в одно мгновение: улыбка исчезла, подбородок приподнялся, губы сжались. Она источала холод, и от этого становилось не по себе.

– Я что-то не то сказал? – спросил я.

– Нет, все в порядке. Продолжай, – ответила девушка, а сама сжала плечо побледневшими руками.

Все точно не в порядке.

– Что продолжать? – спросил я.

– Рассказывать про Бесконечную Лестницу.

– А что про нее рассказывать?

– Давайте закончим этот разговор! – грубо, чуть ли не криком, прервал перебранку Лев Эдуардович и ударил о стол рукой. Старик посмотрел на меня высокомерным взглядом и добавил: – А вам, молодой человек, вместо того, чтобы забивать голову моего сына всякими глупостями, стоит больше внимания уделять своей работе и не заявляться туда в пьяном виде. К тому же, уже поздно. Я думаю, вам пора домой.

Меня возмутило такое отношение! Мой взгляд бросился к Диме за заступничеством, но встретил… виноватую улыбку. Эту вечную виноватую улыбку. Нет, Дима ничего не скажет своему отцу, даже если не согласен с его решением. Хозяином в доме моего друга оставался его Лев Эдуардович. Готов поспорить, что и с женой они помирились не потому, что Дима позвонил Марии, а потому что это сделал за него «папа».

– Что ж, пожалуй, вы правы, – согласился я. Выбора у меня все равно не было.

Я встал из-за стола, произнес «спасибо» и пошел за верхней одеждой. Дима вышел проводить меня в коридор, где я прочитал в его глазах: «Извини, что так получилось». Он никогда не произнесет