В 2004 году Далай-лама XIV, Тэнцзин Гьямцхо, пригласил четырех нейробиологов в Дармсалу, Индия. Главным вопросом этой встречи была нейропластичность: динамический потенциал, благодаря которому мозг перестраивает себя на протяжении всей жизни, реагируя на повседневный опыт. Эту встречу, продолжавшуюся пять дней, посетили десятки тибетских монахов-буддистов. Нейробиологи единодушно высказали мнение, что разум – лишь проявление электрохимических процессов в мозге и что незачем обращаться к каким-либо духовным или нематериальным аспектам, чтобы понять умственные способности. Как и следовало ожидать, Далай-лама и монахи придерживались совершенно иной точки зрения[110].

Несмотря на различия во взглядах, монахи и ученые с одинаковым воодушевлением обсуждали заманчивую возможность предсказуемого формирования мозга разумом, во многом схожего с формированием мышц с помощью физических тренировок. Далай-лама выразил глубокую уверенность в том, что мысли и чувства, какими бы внутренними и нематериальными они ни были, способны оказать значительное влияние на деятельность и структуру мозга.

Нейробиолог Фред Гейдж, посетивший в 2004 году встречу в Дармсале, излагает традиционные представления о мозге таким образом: «Если бы мозг был подвержен изменениям, менялись бы и мы. И если бы в мозге совершились неверные изменения, мы изменились бы непоправимо. Проще поверить, что изменений нет. При этом личность остается практически постоянной»[111].

Не все ученые приняли Далай-ламу в нейробиологию с распростертыми объятиями. В 2005 году, когда Общество нейробиологии (SfN) – крупнейшее профессиональное сообщество нейробиологов в мире, – известило о том, что Далай-лама согласился выступить с ежегодным циклом лекций «Диалог между нейробиологией и обществом» на предстоящей осенней встрече в Вашингтоне, округ Колумбия, это объявление не прошло незамеченным. Несмотря на то что тема его выступлений, «Нейробиология медитации», предназначалась для того, чтобы дать духовному лидеру Тибета возможность продвинуть идею партнерства буддизма и науки, она сразу была принята в штыки.

Некоторые ученые требовали, чтобы Общество нейробиологии отменило лекции, грозили бойкотировать встречу и возмущались, утверждая, что Далай-лама не вправе рассуждать о нейробиологии. Один исследователь из Национальных институтов здравоохранения заявил: «Мы не желаем смешивать науку с религией ни в классах, где учатся наши дети, ни на научной конференции». Другой организатор петиции высказался еще язвительнее и осведомился: «А кого пригласят на следующий год? Папу римского?»

* * *

История исследований способности мозга изменяться и развиваться благодаря обучению непродолжительна. В начале 60-х годов ХХ века Марк Розенцвейг, психолог-исследователь из Университета Калифорнии в Беркли, стал одним из пионеров в исследованиях нейропластичности. Вместе с коллегами он установил, что крысы, выросшие в обогащенной среде – в клетках с беговыми колесами, игрушками, которые можно было катать, лестницами, чтобы взбираться на них, – обучались лучше, чем генетически схожие крысы, выросшие в совершенно обычной обстановке, где не было никаких подобных предметов. При дальнейшем сравнении мозга этих крыс результаты были очевидны: мозг крыс, выросших в обогащенной среде, весил больше и содержал больше нейромедиаторов, чем мозг крыс, выросших в обычной обстановке[112].

Примерно через 30 лет, в конце 90-х годов ХХ века, Фред Гейдж и его коллеги из Института Солка сравнивали мозг двух групп стареющих мышей из одного и того же помета, росших в обогащенной среде и в обычной. По данным исследований, первые показывали превосходство в тестах, оценивающих способность исследовать и учиться, и в гиппокампе их мозга содержалось гораздо больше новых нейронов, чем в мозге последних. Это важное открытие свидетельствует о том, что стимуляция факторами среды может способствовать нейрогенезу – образованию новых нейронов – даже в стареющем мозге[113].

До 70-х годов ХХ века центральное место в нейробиологии занимала догма, согласно которой мозг взрослого человека представляет собой статичную, жестко запрограммированную машину, лишенную способности изменяться и производить новые нейроны. Однако научные исследования, которые привели к революционному открытию нейропластичности, и другие примечательные научные труды доказали прямо противоположное: мозг взрослого человека непрестанно меняет свою структуру и функционирование, создает новые нейроны и синаптические связи, обновляет уже существующие нейронные сети или развивает новые. Нам не приходится довольствоваться мозгом, который достался нам при рождении. Спросите хотя бы у лондонского таксиста.

Водители традиционных лондонских черных такси, «кэбов», могут рассчитывать на заработки, почти вдвое превышающие зарплату других таксистов, однако к этой награде ведет тяжелый путь. Будущие таксисты должны хорошо разбираться в множестве улиц и районов, расположенных в радиусе почти десяти километров от перекрестка Чаринг-Кросс в центре Лондона, и выдержать трудный устный экзамен, прозванный «Знание». Учеба и подготовка к экзамену обходятся недешево, водителям требуется несколько лет напряженного труда, чтобы достичь цели. «В среднем учащийся занимается по 15–30 часов в неделю на протяжении трех лет», – согласно данным The Observer[114]. Однако ради вожделенной лицензии водителям приходится не просто сдавать экзамен, но и менять размеры своего мозга.

В 2000 году группа ученых из Университета Лондона под руководством доктора Элеоноры Магуайр провела магнитно-резонансную томографию (МРТ) мозга шестнадцати лондонских таксистов, имеющих обширный опыт ориентирования в городе. Исследователи сравнили мозг этих таксистов с мозгом представителей контрольной группы, не водивших такси. Магуайр и ее коллеги обнаружили убедительные доказательства того, что мозг взрослых людей действительно способен физически меняться благодаря знаниям.