то волк может увидеть свою женщину в волчьей шкуре. Но лишь во сне. А вот оборачиваться зверем наши женщины разучились много веков назад.

Прислушиваясь к легким крадущимся шагам, доносящимся из спальни, я подошел к окну. Я любил этот дом, любил свой лес. Но сегодня все заиграло совершенно другими красками. Казалось, будто моя чаша заполнилась до краев, и избыток чувств выплескивается из нее, окрашивая все вокруг просто нереальными красками.

Дождевая туча, зависшая над лесом, не казалась мутной, серой туманностью. А легкий дождь, серебристыми струнами разрезая воздух, наполнял все вокруг свежестью и яркими бликами. Сквозь вековые деревья и густой кустарник мелькали то слишком любопытный нос, то чей-то пушистый хвост. А то и вовсе наглая волчья морда, довольно скалясь, всматривалась в окна моего дома.

А не тут-то было, я благоразумно оградил свой дом от слишком любопытных соплеменников.

Вряд ли мне удастся долго прятать ото всех свою зефирку. Да и обычай нужно соблюсти. Чтобы стая не сомневалась, что я признаю свою волчицу, я должен представить ее. И чем скорее это случится, тем лучше.

Я еще раз прислушался к тому, что происходи наверху. Тишина. Ни шелеста воды в душе, ни звука шагов. Вообще никаких звуков.

Заподозрив неладное, бросился на второй этаж. А что? Однажды уже сбежала, может и сейчас попытаться.

В несколько шагов преодолев лестницу, влетел в свою комнату. Пусто. Рывком открыл дверь в ванную - и замер.

 Балансируя на краю ванны, Раяна, неестественно  изогнувшись, пыталась рассмотреть в  небольшое настенное зеркало  свою спину. Я зализал укусы на славу, и только между лопатками все еще был виден след от зубов. Но эта метка заживет только тогда, когда мы полностью станем парой.  И телом, и душой.

Первой моей мыслью было немедленно ее схватить, пока она не свернула себе шею. Что я, собственно и сделал. Не ожидая моего появления, она все же, взмахнув руками, словно крыльями, поскользнулась и  стала падать.

Едва успев подхватить ее на руки, в голове сразу вспыхнула и другая мысль. А не высечь ли ее? Чтобы не искала приключений на свою задницу.

Ну, и третья, самая разумная, пришла в мою голову, когда я, обмотав  ее  простыней, стал спускаться вниз. Нужно купить новое зеркало – большое, во весь рост. В то непритязательное зеркало, висевшее в моей ванной, можно было едва разглядеть свое лицо.

- Куда ты меня несешь? – отбросив прядь вьющихся волос, спросила Раяна.

- Пока ты не скрутила себе голову, представлю тебя стае.

Я решительно шагал к двери. Не буду тянуть кота за хвост - покажу ее, приму краткие поздравления и снова вернусь в постель. Надо же как-то ликвидировать последствия своего испуга за ее драгоценную шкурку?

И только когда я ногой открыл дверь, девушка поняла, что я не шучу. Нужно было видеть ее забавно округлившиеся глаза и испуганно открывшийся рот. Она хватала им воздух. По желтой радужке глаз метались золотистые искорки.

- Я же голая! – прошипела она.

- Все самое ценное спрятано, - хохотнул я.

 Как, оказывается, так приятно ее дразнить. Жизнь расцвечивается неожиданными радужными красками.

Едва я вышел на порог, как из тени стали выходить люди-волки. Женщины бросали на нас любопытные взгляды. Девушки помоложе смущенно хихикали. Не каждый день они видели своего альфу без штанов.

Мужчины же, наоборот, глаз не сводили с возмущенно трепыхавшейся в моих руках девушки. Я мог бы заставить опустить их глаза одной только силой мысли. Но не стал. Они и без того знают, что моя женщина – неприкосновенна. Пусть увидят, запомнят, прочувствуют.

Вперед выступил мой бета – Родж. Его длинные волосы цвета воронова крыла падали на  широкие плечи. Голый торс, едва прикрытый кожаным жилетом и узкие темные брюки, обнимавшие его крепкие бедра и тугой зад, заставляли тоскливо вздыхать по нему не одну девушку. Но он напрочь игнорировал знаки женского внимания.

Кроме того, что он был моим бетой, я смело мог назвать его моим лучшим другом.

- Приветствую, тебя, альфа, в родном лесу, - он подошел к нам поближе, раздувая ноздри и впитывая в себя окружавшие запахи, - если я не ошибаюсь, ты уже покорил свою самку?

Услышав чужой голос, Раяна затихла в моих руках, уткнувшись носиком в плечо. И пусть это был жест отчаяния, а не доверия, все же я мигом отреагировал на ее жаркое дыхание на моем плече.

- Мы почти договорились, - ухмыльнулся я другу, и уже громче обратился ко всей стае: - прошу принять в стаю МОЮ волчицу.

Я слегка склонил голову, выражая почтение и покорность решению стаи. Но, как я и ожидал, сквозь широкие женские и скупые мужские улыбки, прозвучало дружное : "Принимаем…"

- Спасибо, стая, - за нас обоих ответил я.

Официальная часть была закончена. Все еще с любопытством посматривая на нас, толпа стала исчезать в лесу. Только Родж остался и остановился в нескольких шагах от меня. Он многозначительно ухмыльнулся, пытаясь рассмотреть мою волчицу.

Но я надежно спрятал ее под простыней, что, конечно же,  не помешает волкам услышать на ней мою метку. Лицо Раяна все еще прятала у меня на плече. Ее светлые, цвета спелой пшеницы волосы кудрявым водопадом прикрывали и ее, и мои плечи.

- А ты, брат, не ошибся? Ты уверен, что она волчица, а не вкусная овечка?

Урчащие нотки в голосе беты мне не понравились. И это мягко сказано. Волчица, принадлежавшая альфе, была желанна всем самцам. И только сила и авторитет альфы удержит других волков на расстоянии.

Я знал, что друг шутит. Но все же…

Впрочем, отреагировать я не успел.

Моя белокурая "овечка" вдруг зарычала и повернулась к бете. Вместо симпатичного личика на него щерилась в оскале настоящая волчица…

Его поступок был сродни предательству. Мало того, что я все еще не определилась с тем, как вести себя с этим невозможным альфой. Так он еще и нагишом вытащил меня на обозрение стае. Спасибо, хоть простынь на меня набросил.

Такое пристальное внимание было мне не привычно. Я, живя под крылышком у драконов, всячески избегала привлекать к себе внимание. Мне до сих пор иногда снятся кошмары, возвращая меня в тот жуткий, роковой день.

Много веков назад моего брата Оциса продала в рабство колдунье его собственная стая. Я же осталась совершенно одна, никому не нужная и всеми позабытая. О том времени у меня остались весьма смутные воспоминания. Помню лишь, что Оцис иногда сбегал под