И вся моя дальнейшая жизнь так и начала проистекать на этой «подстилке» у двери. Я оказалась «прибита» к ней, словно собака к будке. В двух основных командах: или «сидеть» или «лежать». Иногда только отходя к кухонному столу, в туалет или к раковине. И всеми своими остальными делами – а это было чтение, написание писем, рисование, занятие физкультурой – я также была вынуждена заниматься на этом матраце, у самой двери. Если кто-то заходил в камеру или выходил из нее, то он просто перешагивал через матрац, а порой – через мои части тела.

Помимо перечисленных личных занятий, были и «общественные». Раз примерно в пять дней – приходилось убирать камеру. То есть дежурить. Это делалось по очереди. Нужно было помыть пол и почистить туалет. При этом все остальные должны были терпеливо сидеть на своих местах и не мешать уборке. Мне дали несколько дней понаблюдать, как происходит уборка, и только потом допустили к этому важному делу. И поначалу я была поражена, насколько тщательно здесь подходят к уборке. Камеру чуть ли не вылизывали! Старые убитые поверхности деревянного пола, а также унитаз и раковина – все это бесконечно чистилось и надраивалось различными моющими средствами. Возможно, это делалось и оттого, что не было других занятий, которым можно было бы себя отдать. Но также и потому что все понимали: при таком ненормальном перенаселении антисанитария просто недопустима! И, прежде всего, в интересах самих же обитателей камеры поддерживать тут абсолютную чистоту.

Другим «любимым» занятием тюремных женщин стала стирка. Они договаривались между собой об очереди на стирку и занимались этим ежедневно, иногда с утра до вечера. В этой маленькой камере – раковина была одна для всех нужд, поэтому необходимо было вписать стирку между мытьем посуды, голов и всего остального.

В мой первый день соседки, объясняя мне про стирку, настояли, чтобы я сняла с себя всю одежду и постирала – вне очереди. Мне дали на смену спортивные штаны, футболку, даже новые трусы. Дали стиральный порошок и таз. Я не спорила, потому что чувствовала, как жутко воняет моя одежда – многодневным потом, грязью, металлом и еще чем-то мерзким… Также, «скинувшись», женщины собрали мне предметы гигиены – кто мыло, кто прокладки, кто шампунь…

Это было негласным актом поддержки для всякого попавшего в тюрьму внезапно. То есть без вещей. Но делалось это не из гуманности и сочувствия. Основа «оказания первой помощи» была сугубо практической. Всякого вновь прибывшего отмывали и переодевали из соображений безопасности. В первую очередь, чтобы предотвратить заражение – мало ли какую бактерию новичок мог с собой притащить? И из-за плотной скученности – никто не хотел 24 на 7 находиться рядом с воняющим немытым человеком, сидеть с ним за одним столом, соприкасаться с ним… Так что всех новоприбывших в изолятор заставляли мыться и менять одежду чуть ли не насильно…

Еда и тюрьма

Когда привезли сизошный обед, его опять никто кроме меня не стал брать. Я быстро поняла – почему. Здешний огромный двухкамерный холодильник был плотно забит продуктами: сырами, колбасами, молочными изделиями, фруктами, овощами. Всем, что разрешалось приносить в передачах. Полки кухонного шкафа также ломились от сыпучих сухих продуктов. Там горами были навалены сухари, хлопья, чипсы, «дошираки», крупы. Такое продуктовое изобилие в камере, как я потом поняла, было не совсем типичным для СИЗО. Просто именно у этих женщин были родственники, регулярно снабжавшие их продуктами. Да так интенсивно, что что-то даже портилось, срок годности истекал и это приходилось «срочно спасать».

В основном же женщин-заключенных поддерживали с воли мало и редко, и они были вынуждены питаться непритязательной тюремной пищей. А «вольные» продукты являлись строгой частной собственностью. Никто просто так ни с кем не делился. «На чужой каравай рот не развевай!» – положение вещей было именно таким. Тебя могли угостить чем-то, но ты должен был понимать, что за это обязательно придется расплачиваться: своими продуктами, услугами, общением или еще чем-то…

У меня долгое время не было своих продуктов, поэтому поначалу я брала все хозовские завтраки, обеды и ужины. Потом, несколько раз сильно отравившись супом, – меня жестоко рвало после него – я стала брать только кашу и рыбу. Когда мне становилось плохо уже и от этой еды, так как все готовилось на каком-то полупромышленном жире, я перестала брать и это… И питалась только чаем, сухарями и овсяным печеньем – это все, что мои растерявшиеся близкие додумались передавать мне поначалу.

За первые пару месяцев заключения я, в принципе, и до этого некрупная, похудела почти до сорока пяти килограммов… На фоне голода и стресса у меня пропали менструации и возобновились только через полгода… Впервые в жизни я испытала, что такое настоящий голод. Когда ты действительно хочешь есть, но тебе просто нечего. Мне постоянно снилась еда – всякая разная. И самый частый сон был о яичнице с беконом… В тюрьме ведь запрещены яйца, правда, я так и не поняла – почему? И то, что они полностью ушли из моего рациона – и это после ежедневных привычных трех яиц на завтрак – оказалось весьма болезненным…

Надо сказать, соседки довольно-таки хладнокровно наблюдали за моей продуктовой эпопеей. Если они спокойно могли выручить не только с предметами гигиены, но и другими вещами: конвертами, бумагой, карандашами, носками, майками, то, когда дело доходило до еды, эмпатия резко аннигилировалась.

Прошло много времени, прежде чем я поняла истинную суть данного явления. А она была очень проста. Ведь еда – это основа для жизни. Ты жив, пока ты ешь. И в нашем обществе еда более-менее доступна. И даже если ты совершенно нищий человек, то наскрести мелочь на батон – все же не проблема. В самом крайнем случае ты можешь пойти хоть на помойку у супермаркета, или, допустим, просто постучаться кому-то в дом – и тебе подадут кусок хлеба. Ты не умрешь с голоду! В Москве, если приспичит, ты можешь достать еду в любое время суток. И самое главное – это зависит от твоей воли.

В тюрьме все это невозможно. От тебя вообще не зависит, получишь ты еду или нет. И даже если у тебя есть замечательные родственники, которые приносят тебе передачи, то может случиться что угодно, и ты эту передачу не получишь. Если они не смогут, например, подъехать к изолятору в пять утра, чтобы занять очередь, или не смогут получить специальный талон… А еще передача может потеряться, ее могут забыть на складе. К примеру, однажды