Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белов снова сел за вёсла, быстро согрелся и, глядя на стучавшего зубами Третьяка, поменялся с ним местами. Скоро парнишка согрелся. Так они и менялись местами, пока не взошло солнце и стало припекать. С этого времени грёб только взрослый, спешивший вернуться домой. По течению, да на вёслах, до устья реки Сивы доплыли ещё до полудня. Приковав лодку к знакомому причалу угорской деревеньки, Белов насыпал в небольшой мешок пару килограммов соли и поднялся к селению. Мужчин в домах не было, все отправились проверять морды[3] и силки, вышли их жёны, а ребятишки позвали старика, говорившего ранее с новоявленным родственником.
Он поздоровался, поинтересовался, всё ли в порядке, где мужчины. Старик, которого Белов понимал сейчас значительно лучше, ответил, что всё в порядке, мужчины на охоте. Долго разговаривать путник не стал, отдал мешочек с солью, по-соседски, мол, да ушёл. После женитьбы не только Лариса изучала русский язык, но и Белов, с помощью жены, постигал разговорный угорский язык, не сомневаясь в необходимости этого. Как-никак, девяносто процентов окружающих племён составляли угры, число славян в Закамье было исключительно мало. Так, что общение с тывайцами шло частично по-угорски.
Вверх по Сиве, против течения, плыть стало труднее, до устья Бражки Белову пришлось грести самому. Потом, на узкой Бражке, за вёсла сел Третьяк, а его спаситель рулил, держась глубоких мест. Он спешил обязательно добраться домой засветло. Ночевать на берегу очень не хотелось, вспомнилось здешнее изобилие зверей, проказница память, как всегда не к месту, подсунула воспоминание о мелькнувшем в камышах тигре. Поэтому плыли без обеда. Когда Третьяк вымотался вконец, он сменил его за вёслами. И к тому моменту, когда солнце зацепилось краем за Липовую гору, лодка причалила к родному (уже родному!) берегу.
Приковав лодку, оба путника с мешками пошли к дому. Никаких следов вокруг дома Белов не заметил. К его удовольствию, дом был закрыт изнутри, а на стук вышла Лариса, причём не просто вышла, а сначала посмотрела с чердака. Её осторожное поведение очень порадовало мужа. Все сходили за остальной солью, сели ужинать вместе. В дом Третьяка хозяин решил пока не пускать, постелил ему на террасе, а кур выпустил в чулан, насыпав им корма и поставив плошку с водой. Чтобы не пугать парня, фонарь Белов не включал, поужинали на террасе в сгущавшихся сумерках. Измотанный парнишка уснул сразу. Соскучившийся молодожён заперся в доме и долго не засыпал, наслаждаясь женой, как и она мужем. В такие минуты он не хотел иной судьбы, отлично понимая, как ему повезло с Ларисой. За прошедшее лето на свежем воздухе, натуральной пище и при постоянном физическом труде тридцативосьмилетний мужчина окреп и сексуально, не чувствуя себя стариком. Молодую жену, не привыкшую к половой жизни, он доводил до неистовства, самодовольно радуясь своим возросшим силам, не дававшим повода для сомнений в способности удовлетворить супругу. Комплексов на почве разницы лет у него не было, собственно, до этого времени Белов и не комплексовал ни по какому поводу.
… – Чуял, что непрост этот чужак, но чтобы в первый же день так нагадил! Будь он проклят, будь проклят тот день, когда Белов к нам приехал! – не удержался от проклятий Скор, узнав от вернувшихся ни с чем парней результаты драки с Третьяком. Не для того он изгонял подмастерье из Выселков, чтобы потерять виру, не настолько он простодушен. После расправы над изгнанником старейшина Выселков собирался схватить избитого подростка и продать проплывавшим купцам. За обученного подмастерья кузнеца торговцы с южного Итиля дали бы вдвое больше той виры. И всего-то, надобно было избить изгнанника да привязать к дереву, а к ночи сам Скор спрятал бы Третьяка на пару дней в схрон, пока торговцы не поплывут на юг.
– Ничего, икнётся чужаку его дерзость. А вы, брысь отсюда! – замахнулся рукой староста на парней, поспешивших убраться с глаз долой. И уже после их ухода он добавил: – Устрою тебе, чужак, веселье. Попомнишь свою глупость.
Утром всё обошлось как нельзя спокойней. После завтрака Белов рассказал Третьяку свою, ставшую привычной, версию о том, что раньше жил в другом краю, где умеют много чего делать. Но друзья его пропали, а сам он остался один в этом доме. Знания есть разные, особенно по работе с железом, но одному трудно эти знания использовать. К тому же сам хозяин не кузнец и с железом работает плохо. Поэтому предложил Третьяку жить с ним на правах младшего родича.
Парень даже не ожидал такого счастья, он просто захлебнулся в благодарности. А Белов не стал её ждать и перевёл всё в практическое русло. Они обошли посадки, которые Лариса содержала в порядке. Хозяин показал Третьяку, как ставит сети, а затем все вместе занялись прополкой. Новоявленный родич оказался смышлёным, впрочем, странно крестьянскому сыну не уметь полоть. Работали они на прополке и окучивании до вечера, Белов постоянно разговаривал с Третьяком, специально вставляя в разговор больше русских слов, решив для себя окончательно говорить только по-русски, не усваивать местные диалекты.
Приведя в порядок посадки, в которых подросток узнал только капусту и репу с редькой, да горох с огурцами, новоявленный глава рода решил заняться строительством. Благо таскать вдвоём брёвнышки не в пример удобнее. Необходимость в курятнике не просто назрела, она напахла, заполнив сени густым запахом куриного помёта. За первый же день куры основательно загадили чулан, к тому же Белов опасался за их здоровье.
Курятник он решил делать большой, как сарай, из нормальных брёвен. С расчётом ещё на какую живность и в опасении, что за курами полезет крупный зверь. Благо леса кругом хватало. Валили деревья мужчины на противоположном берегу реки Бражки, где рос соснячок подходящего возраста. Обработанные брёвна связывали в плоты, которые перетягивали через реку, запаса синтетических шнуров в доме хватало. Для быстроты, осень поджимала, пришлось достать бензопилу, которая своей работой вызвала у Третьяка просто божественный восторг. За три дня вдвоём напилили шести– и восьмиметровых брёвен больше сотни. Причём Третьяк настолько быстро и ловко обрубал сучья, что Белов едва успевал валить деревья и распиливать брёвна в размер. После многократного инструктажа и рассказов о случайном отпиливании голов и рук неудачниками он разрешил «младшему родичу» распилить пару брёвен. Счастью парня не было предела. Работали с рассвета до заката, благо Лариса взяла на себя все хлопоты по хозяйству и прополке.
Часть деревьев пилили на своём берегу, вверх по течению Бражки, поэтому выше дома образовалась достаточно большая поляна, на которой и решено было делать хозяйственные постройки. Да, первой хозяйственной постройкой был классический нужник из небольших жердей. В дом Третьяка Белов пока не пускал, решив присмотреться к парню получше и опасаясь культурного шока и появления веры в волшебство. Вряд ли парень станет трудиться в поте лица, увидев массу «волшебных» вещей. Ночевал Третьяк на террасе, ночи были тёплые. Рыба и мясо на столе были чисто формально, подошла зелень. Огурцы уже созревали вовсю, валом шли помидоры в теплице и в открытом грунте. Поэтому семья практически перешла на вегетарианскую пищу – салаты. Да ещё на кухне глава семьи разыскал пачку хлебного кваса и сделал квас. С квасом получилось очень хорошо. Оказывается, Третьяк, в отличие от Ларисы, знал, как его готовить. Решено было осенью купить зерна и сделать солод или сразу купить его. Салаты Третьяк и Лариса пробовали, но ели неохотно. Да и сам Белов понимал, что салаты без масла или сметаны никуда не годятся. Всё равно, пища стала разнообразней, и он повеселел: «Налаживается жизнь понемногу».