Любеня не ответил. Темные глаза росса были совсем близко, ресницы густые по-девичьи. Да, красивое лицо, девки по такому сохнуть должны. Но – недоброе, сразу чувствуется.

– Хочешь, знаю, жить все хотят… Коли хочешь, так и говорить будешь! Скажешь, что спросим, оставлю тебя в живых, точно тебе говорю. Оставим тебя в этом черном лесу, сам выползешь как-нибудь, – пообещал Юрьень, честно округляя глаза.

И Любеня отчетливо понял – врет. Не оставит. Своих убитых они ему не простят.

– Где Алекса? – спросил он чуть слышно.

– Чего говоришь? А, девка твоя… Так взяли мы ее, Вадьим с остальными увез уже. Нам здоровые красивые девки всегда нужны, – он ухмыльнулся, показывая мелкие, белые, но не слишком ровные зубы. – Хочешь, я скажу – он ее отпустит? Дядька меня любит, меня послушает. Ты мне скажешь, что буду спрашивать, а он – отпустит, точно тебе говорю, – темные глаза все еще насмешливо щурились. – Ты из леса выползешь, а тебе – твоя девка навстречу… Хорошо, а?

Да, молодой. Глупый. Слишком много всего обещает, чтоб можно было поверить. Остальных, надо думать, считает совсем дурнее себя.

Глаза росса были совсем близко, но и рукоять меча близко. Выхватить у него с пояса меч, рубануть, вскочить…

Он дернулся, и пальцы почти сомкнулись на рукояти, почувствовали ее увесистый железный холод. Сомкнулись и соскользнули. Сил оказалось еще меньше, чем думал.

Молодой легко оттолкнул его руку, вскочил на ноги, несколько раз пнул ногой со всей силы. От боли перед глазами замелькали яркие, жгучие искры.

– Ах, вот ты, значит, как! Не хочешь по-хорошему, значит, все укусить норовишь, зверь лесной! Ну, ладно тебе… Ирмень!

– Чяго?

– Чяго, чяго… Нож мне накали на костре – сейчас я его буду по-другому спрашивать!

Короткий плоский нож с роговой рукоятью, из тех, что удобно прятать за голенищем, накалился на углях быстро. И племянник князя опять подступал к нему, держа руку с нагретым лезвием чуть на отлете.

Любеня презрительно наблюдал за ним. Точнее, надеялся, что смотрит презрительно. Лицо, похоже, не слишком слушалось, как и руки.

Не получилось… Прости, Алекса, прости, любимая, подвел тебя Сьевнар Складный, воин фиордов…

– Вот сейчас и увидим, какой ты храбрый, – злорадно, с видимым удовольствием усмехался племянник князя. – Начнем тебя на ремни распускать и увидим…

Он не договорил. Не успел. Вроде ничего не было – ни движенья вокруг, ни звука, ни шелеста постороннего, ни даже тонкого всплеска тетивы не послышалось, а в горле у Юрьеня вдруг сама собой возникла небольшая стрела. Молодой росс еще стоял, не понимая, давился, оскаливая уже не белые – красные от крови зубы, а в нем – не одна стрела оказалась, с десяток, не меньше. Так, наверное, и не успел ничего понять. Просто упал и умер.

«Талы!» – понял Любеня. Охотники! Этих в лесу до последнего мгновения не увидишь, в упор будешь смотреть – не заметишь.

Напрасно степняки решили, что этот лес черный. «Не безлюдный он, есть у него и глаза, и уши!» – мелькнуло торжествующе. Это его земля, его лес!

Те двое, Коряша с Ирменем, тоже не сразу сообразили, что на них напали. Одному первая же стрела вошла прямо в глаз, этот сразу испустил дух, где сидел, там и завалился навзничь. Второй успел вскочить, выхватить меч из-за пояса. Завертелся, оглядываясь, глухо вскрикивая, когда все новые короткие стрелы с костяными наконечниками больно жалили его. Глухо вскрикивая, росс выпустил меч из пальцев, упал на колени, потом опрокинулся навзничь. Только тогда на поляну высыпали охотники талагайцев, которых оказалось как шершней в дупле.

Любеня видел, один из них, молодой Байга, ударил того, последнего росса сучковатой дубинкой по голове. Тот застонал. Байга опять ударил. Опять стон. Удар. Стон.

Длиннорукий, коротконогий охотник даже отступил на шаг, приподнял дубинку повыше. Весело скалил кривые зубы: интересная игра – он бьет, бьет, а чужак все не умирает.

Любеня хотел крикнуть Байге, чтоб прекратил забавляться, оставил росса в живых. Допросить бы его подробно – куда могли увезти Алексу? Но сил у него не хватило даже на крик. Совсем ушла сила-жива, утекла в Сырую Мать-Землю как вода сквозь пальцы…

Охотники, самые сильные и ловкие воины племени талагайцев, скользили по темному лесу так быстро, что шаман Хаскар скоро перестал гнаться за ними. Брел потихоньку.

Когда кам добрался до места стоянки россов, все было уже кончено. Все трое пришлых были мертвы, охотники раздели трупы, обшаривали их имущество, уже ссорились из-за добычи. Кричали друг на друга, поминая старые обиды. Шаман для порядка прикрикнул на них, потом начал осматривать раненого Любеню.

Раны плохие, сразу увидел он. Грудь стрелой разворочена, кровь до сих пор сочится, и голова разбита. Там тоже рана. А главное, злой Эрли, бог болезней и смерти, уже тронул полича своими когтистыми лапами, выпил теплые краски жизни, заострил, выбелил лицо как мороз землю. Будет жив или нет, кто знает? – озабоченно цокал Хаскар. Камлать бы надо, будить могучего, но ленивого от собственной силы Ягилу, просить помощи против злобного Эрли. Но не здесь, не сейчас…

Раненый был в сознании. Смотрел понимающе, шевелил губами, словно силился что-то сказать. Слов слышно не было, только хрипы, такие же частые, как дыхание.

– Не говори ничего, не надо тебе сейчас говорить, – успокаивающе покивал кам. – Сказать что – потом скажешь, спросить – потом спросишь. Сейчас молчи, однако…

Озабоченно цокая, Хаскар достал из глубин своих многочисленных меховых одежек особый мешочек с тайным целебным порошком из древесных грибов и плесени, толченных с ивовой корой. Размешал на ладони с собственной слюной, замазал раны Любени. Этот состав и кровь останавливает, и ранам не дает загнить – еще отец научил, а того – дед. Потом перемотал бережно, грудь – туго, разбитую голову – слегка, чтоб только не кровило. Знал, поврежденную голову сильно нельзя перетягивать, хуже будет.

Оглянувшись на своих охотников, распорядился, чтоб сделали из жердей носилки, переложили на них полича. Талы гурьбой побежали делать. На ходу все еще доругивались. От этого дело двигалось медленно. Наблюдая за ними, шаман угрожающе потряс посохом, пообещал, что встанет сейчас и начнет бить всем подряд по глупым башкам, пока каждая не разлетится на деревянные чурки, из которых сложена.

Носилки наконец сделали.

Любопытный Байга тем временем заинтересовался диковинными зверями с копытами, гривами и длинными, до земли, хвостами. По виду – на лосей похожи. Но не лоси. Молодой охотник, конечно, слышал, рассказывали старики, что большие бородатые люди из славянских родов ездят у таких на спине и называют их кони. Но видел первый раз в жизни.

Как ездят, как не боятся? Глаза у зверей большие, пристальные, зубы огромные, копыта на ногах тяжелее палицы, под лощеной шкурой перекатываются тугие мышцы. И подойти-то страшно…