буквально накануне он взял отпуск. У него неиспользованных дней отпуска осталось полно с прошлого года. Знали только Алла и два других зама. Они, как и Алла, старалась не трезвонить ему, не спрашивать, а брать ответственность на себя. За неделю Глебу стало намного хуже. Он рычал на Татьяну, отказывался от еды, с трудом вставал и ходил. Татьяна наняла сиделку, чтобы хоть ненадолго появляться в своей клинике.

Алла решила в выходной повидаться с дедушкой, во что бы то ни стало и утром первым делом пошла к нему. Дверь оказалась не заперта. Дед не лежал, а сидел в кресле перед ноутбуком. Голова его свесилась на грудь, он задремал. Пижама на нем обвисла складками. «Как он похудел! Я всего неделю его не видела». При свете дня было хорошо заметно, что он очень сдал, усох, кожа приобрела нездоровый желтоватый оттенок.

– А это ты, Алла, – голос звучал слабо. – Заходи.

Комната стала походить на больничную палату. В углу у двери появился столик со стулом, на столе аптечка и маленькая настольная лампочка – точь-в-точь пост дежурной медсестры. У Аллы, осознавшей, насколько тяжело болен дедушка, слёзы подступили к глазам. Как можно бодрее она сказала.

– Доброе утро!

– Помоги мне нанять сиделку.

Алла удивилась:

– Мама же привела сиделку на прошлой неделе.

– Я выгнал её. Она мне не понравилась.

– Хорошо, дедушка, не расстраивайся! Сейчас я найду тебе нескольких, сам выберешь.

Алла присела к столу и стала искать по интернету кандидаток, средних лет, с опытом работы. Она вслух читала резюме, а Глеб слушал, прикрыв глаза, руки его бессильно свешивались с подлокотников. Дедушка отобрал трех подходящих, Алла стала их обзванивать, дедушка сам задавал вопросы. По итогам собеседования выбрал самую немолодую и некрасивую, Риту, бывшую медсестру. К удивлению Аллы, она оказалась католичкой. Глеб нанял её на 12 часов ежедневно без выходных, установив оплату вдвое выше средней.

Рита, женщина лет сорока пяти, худая, жилистая, неразговорчивая, приехала через 40 минут. На лице её не было ни грамма косметики, темные волосы гладко зачесаны назад и сколоты в шишечку, маленькие темные глазки смотрят строго и недоверчиво чуть исподлобья. Татьяна проверила все её документы и разрешила приступить к работе. Рита в ответ не то чтобы улыбнулась, чуть шевельнула тонкими губами. Она переоделась в свою униформу, халат приятного светло-зеленого цвета с белым воротничком и белую косынку. Руки с коротко подстриженными ногтями она помыла принесенным с собой антисептическим мылом. «Такая идеальная, хоть в кино снимай», – подумала Алла.

Дверь комнаты теперь Глеб открывал только в 8 утра с приходом сиделки и закрывал в 8 вечера. В это промежуток было позволено заходить поздороваться. «Странные капризы больного старика», – только и сказала Татьяна. Они обе старались больше бывать дома, не задерживались на работе, никуда не ходили. Когда Татьяна предупредила, что заночует в квартире, Алла пришла домой пораньше, сразу спросила деда, не надо ли ему что-нибудь, он ответил «нет». До ухода Риты она уже успела поужинать и, сидя с кружкой чая, рассеянно смотрела канал о путешествиях с приглушенным звуком.

Внезапно приехал навестить больного друга Валерий Кабанов, дед Ольги. Алла не хотела его пускать, говорила, что дедушка слишком слаб. Но Валерий Алексеевич показал сообщение в телефоне: «Приходи срочно!». Они недолго поговорили с Глебом. Кабанов вскоре ушел, от чая-кофе отказался. Утром Алла уехала на работу, сдав больного сиделке Рите.

Вечером Татьяна встретила дочь в дверях и сразу сообщила, что Глеб уехал в больницу. Алла не удержалась от слёз. Еще не стерлось из памяти, что в больнице умерла баба Валя. «В больницу? Ему стало ещё хуже?» – «Нет, сиделка сказала, ухудшения состояния не было, он сам так решил и днём уехал». – «Почему он ничего заранее не сказал, не предупредил? В какой он больнице?» – «Не знаю, он не сообщил, и телефон его выключен».

Алла, наконец, обратила внимание, что творится с матерью. Татьяна постарела разом лет на десять, даже руки трясутся. Бледная, измученная, она бесцельно металась по дому. Алла насильно усадила мать за стол, накапала бабушкиной валерьянки, напоила чаем, заставила съесть хотя бы крекер. «Наверное, это Валерий Алексеевич ему помог, – как могла, успокаивала мать Алла. – Они же старые друзья, он, конечно, нашел самую лучшую больницу. Не будем расстраиваться, а будем ждать хороших новостей».

Три дня прошли в напряженном ожидании хоть каких-то известий. Алла, чтобы немного успокоить мать, даже вспомнила, что Валерий Алексеевич дружит с каким-то владельцем клиники, об этом рассказывали на юбилее Олега Кабанова. В девяностых они конкурировали при покупке земельного участка, едва не стали смертельными врагами, но потом смогли договориться. Валерий Кабанов предложил поменять спорный участок вблизи города на другой, большей площади, на окраине райцентра. Для строительства клиники там экология лучше, а ему для оптового склада товаров близость города важнее. Конкуренты встретились, выпили мировую, а позже подружились. Фамилию она, к сожалению, не запомнила, но клиника была построена и работала, по крайней мере, в декабре прошлого года. «Да, конечно, он в самой лучшей клинике», – сказала Татьяна, но всё равно плохо спала ночами. Алла слышала, как мать вставала и ходила по дому. А утром она густо замазывала темные круги под глазами.

И вот, наконец, Татьяна получила приглашение и съездила к деду в больницу. Она приехала совершенно успокоенная, они первый раз нормально поужинали, спокойно поговорили. Алла была просто безумно рада, что деда пошел на поправку.

Она снова видела этот сон. Зима, мост, холодный ветер, девушка в легком платье. Ярко светит луна, но нет фонарей. Огромный мост пуст, нет ни машин, ни людей. Вот она легко перемахивает через перила, и падает вниз, долго-долго, душа обрывается, ужас в сердце. Она видит себя, вмерзшую в лёд, юную девушку, голубые глаза открыты, русые волосы рассыпались веером, лицо белое до синевы. Всё ближе и ближе, сейчас она сольется с этим холодным мёртвым телом…

Татьяна проснулась с бешеным сердцебиением. Надо хоть немного расслабиться. Сегодня ей совершенно необходимо побыть одной и выпить без свидетелей. После работы она предупредила Аллу, что не придет ночевать.

Татьяна зашла в кафе с видом на реку Обь. Взяла коньяк, но не осталась у стойки, а присела за столик в углу у самого окна. Присела нагло, не спрашивая разрешения. Парочка подростков, вскочила и упорхнула, возмущенно обсуждая её бесцеремонность. Из этого окна лучше всего виден мост. Виден во всю двухкилометровую длину, до него примерно 300 метров. Можно дойти до него и пройти до середины, это займет всего минут