Санира лихорадочно стал придумывать оправдание выходке Ниматы.

– Здорово Радига всё выпытал у купцов, да?

Так вот она о чём! Как вывернула всю историю с походом на торговцев!

– Ой… – вдруг спохватилась Лакути, глянув на Корики. – А ты там тоже была?

Та со всей своей живостью дёрнула плечиками и, размахивая руками и приплясывая, стала рассказывать, как она помогала Падани готовить ужин на промокших после ливня дровах.

Барабаны, умолкнувшие было, застучали вновь. После первого же удара стало ясно, что сейчас будет танец охотников – завораживающее зрелище, редкое и незабываемое.

В круг света впрыгнул Десуна, предводитель одной из шаек странников – тот самый, любовь Такипи. И вновь Санира, глядя на него, почувствовал, что этот мужчина, столь обыкновенный, ничем особенным не выделяющийся, такой же, как все, способен на очень многое, даже на то, чтобы умертвить человека.

– Знаете, кто это? – затараторила Корики, обращаясь к подругам. – Это предводитель моей группы. Зовут Десуна.

– Предводитель торговцев? – изумлённо переспросила молодая женщина. – Такой молодой?

Корики оглянулась на Саниру и, припав к уху подруги, стала ей что-то быстро-быстро шептать. Та заулыбалась. Брови в удивлении задвигались. А может, не в удивлении, а в восхищении…

Санира почувствовал укол ревности. Ему было досадно, что девушки обсуждают другого.

Как и положено в танце охотников, Десуна был полуобнажён. Мнения о своей внешности он, похоже, был высокого – развёл руки, широко улыбался, кивал, всем своим видом показывая, что понимает, какое впечатление производит на девушек.

Девичьи вздохи действительно раздавались тут и там.

Танец охотников всегда проходит только под отрывистый бой барабанов. Никакой музыки. Никаких песен. Должны быть хорошо слышны удары ног о землю. На больших праздниках даже нарочно строят настил, а танцоры привязывают к подошвам деревянные дощечки.

Десуна был бос, и всё же ему удавалось отбивать ритм. Из-под его ног в стороны разлетались камешки. Звук получался тихий, низкий, а оттого особенно волнующий. Копьё, занесённое для броска, резко поворачивалось вместе со всем телом.

– Он ходил за Великую Реку, – продолжала довольно громко, теперь уже оторвавшись от уха молодой женщины, Корики. – В пути на него нападали дикари, другие торговцы, даже отряд какого-то окраинного города на всходе…

– …И он, конечно, умертвил уйму врагов и заслужил любовь невиданных красавиц? – рассмеялась женщина. – Сама богиня-Земля вышла к нему навстречу, чтобы коснуться губами его рук?

Все прыснули со смеху.

В круг света впрыгнул ещё один торговец из отряда Десуны. Участники танца должны были двигаться совершенно одинаково, будто отражение друг друга. Звук ударов ног о землю удвоился. Два копья теперь угрожали то всходу, то заходу.

– Ух ты… – прошептала Лакути.

Она не отрываясь следила за танцорами. Санира с болью взглянул на неё.

– Это мой брат! – с гордостью сообщила Корики.

– Да он у тебя о-го-го! – воскликнула молодая женщина, и все три подруги, покосившись на Саниру, снова рассмеялись.

К танцу присоединились последние два странника из шайки Десуны. Их появление было ожидаемым. Из-за сложности танца его исполняли только те группы мужчин, которые его вместе разучивали. Иначе одновременности не добиться. Это могли быть купцы, из лета в лето передвигающиеся меж городами, или юноши, вместе проходившие обряд возмужания.

Танцоры двигались, как бы отражаясь друг в друге. Охотники невысокими короткими прыжками стали надвигаться на костёр. Потом, когда уже казалось, что они прямо сейчас окажутся в пламени, развернулись.

Четыре пары босых ног одновременно ударяли в землю, четыре поблёскивавших в свете костра тела двигались совершенно одинаково, четверо мужчин в один и тот же момент резко поворачивались в одну и ту же сторону.

Ритм барабанов постепенно нарастал, движения танцоров убыстрялись, но поразительная слаженность движений сохранялась, и это завораживало, затягивало.

Санира уже давно стоял. И не просто стоял – невольно отбивал ритм ногами. Зрители, образовавшие огромный круг у костра, делали то же самое. На лицах читалось восхищение. Несколько пожилых мужчин и женщин подошли, чтобы посмотреть.

Ритм ускорялся. Близилось невероятное завершение, когда охотники одновременно метают копья в костёр. При этом воткнуться копья должны под совершенно одинаковым наклоном и на одинаковом расстоянии друг от друга. В этот момент танцоры замирают, барабаны умолкают, и под восхищённый рёв зрителей змеи огня устремляются из костра вверх по деревянным рукоятям, обмотанным тряпичными лентами.

Увидеть этого, увы, не довелось. Вмиг всё изменилось. В толпе началось движение.

– Наистарейшая вернулась! – раздался крик.

Кольцо зрителей сломалось. Толпа бросилась к далёким кострам. Танцоры сделали ещё несколько движений, уже враздробь. Потом и они побежали следом.

Наистарейшая действительно уже пришла в себя. Трон[12]её теперь стоял вне магических кругов, и она, обессиленная, сидела, откинувшись на спинку и глядя неподвижным взглядом на чёрный свод небес.

Жрицы под свои унылые песнопения закапывали в особой яме голову и костяк жертвенного барана. Вокруг них новым жаром пылали тринадцать священных костров.

Все смотрели на Наистарейшую, ожидая, когда она заговорит. Субеди же продолжала глядеть на звёзды и молчала.

От группы жриц отделилась Цукеги и склонилась перед Субеди. Заговорила, но слов слышно не было. Наистарейшая повернула голову и посмотрела невидящим взглядом на толпу. Что-то сказала. Воцарилась полная тишина. Цукеги выпрямилась и громко повторила её слова:

– Сёстры-богини гневаются на нас.

Толпа, и без того безмолвная, оцепенела.

– Они сожгли наши жилища.

Наистарейшая явно теряла связь с действительностью, глаза её закатывались. Цукеги вновь склонилась над ней. На этот раз оказавшись почти у самого рта Субеди.

– Нам надлежит отстроить Город и прожить в нём тринадцать лун, строго следуя обычаям и помня о богинях. Затем сёстры позволяют принести им его в жертву.

Толпа зашевелилась. Новости, принесённые Субеди из потустороннего мира, обнадёживали.

– Каждый тринадцатый мужчина отправится на новое место, чтобы закрепить его за нами и начать строительство нового Города.

Послышался настороженный шелест голосов. Это хорошей новостью назвать было трудно.