– Эй, это моя сигарета! – крикнул какой-то бородач в розовых шортах, взбегая по ступенькам на веранду.

Тоха, не глядя на бородача, вынула сигарету изо рта и протянула ему, сказав «благодарю». Потом задумчиво прижала к себе бутылку газировки и сошла с веранды, глядя на стоящие у пирсов яхты.

Мы не были готовы. Послушайте, к этому невозможно подготовиться – пятьдесят, нет, шестьдесят лодок на старте, и все кричат: «Правый галс!» И мы – всего лишь четверка смертельно уставших за ночь человеческих существ, которые до этого полтора месяца тренировались в полном одиночестве среди болтающихся на воде канистр. Я не знаю, как себя чувствовали Тимур, Тоха и Митрофан, но меня мутило, поливало потом и покрывало мурашками. Вдобавок у меня заболел живот и жутко захотелось в туалет, но поздно – вот уже старт, на судейском судне дудят в дудку, флаг вниз, и поток «оптимистов» хлынул через стартовую линию на дистанцию. Я глазам своим не поверил – Тоха смогла стартовать среди первых и не отстать после старта. Она привела до левентика ближайшую к ней соперницу – рыжую девчонку в синей кепке – и обошла ее. Вместе с другими Тоха уходила все дальше от нас. Я видел, как Тимур, еле добравшийся до середины флота, смотрит ей вслед с отчаянием и щерится как зверь.

– Давай в разгон, курятина дохлая! – услышал я сзади крик Митрофана.

Я обернулся. Он кричал сам себе. Мы с Митрофаном были последними из шестидесяти «оптимистов».

Репа быстро шагал к раздевалкам, мы бежали за ним – Митрофан, я и позади мрачный Тимур. Тоху я не видел с тех пор, как гонки закончились и мы вытащили лодки на берег. Может, в сауну пошла? В этом яхт-клубе даже сауна была.

– Она третья по очкам! – кричал Митрофан Репе. – Третья! Значит, можно все-таки выиграть.

Он говорил о Тохе. Репа ничего не ответил, он уже сворачивал в раздевалку, но оттуда ему навстречу вышла женщина – одна из тренеров, я видел ее в рибе на дистанции. Это была женская раздевалка, Репа ошибся. Женщина вежливо и приветливо улыбнулась Репе, тот отвел глаза и зашагал дальше к мужской раздевалке. Мы за ним.

– Я все посчитал! – продолжал тараторить Митрофан, размахивая айфоном. – Если завтра Тоха придет минимум третьей, а эта Шаповалова четвертой, а эта, как ее, не помню, снова второй, Тоха выйдет на первое…

Репа дошел до двери раздевалки, остановился и повернулся к нам лицом.

– Вы меня оставите в покое?

Митрофан замолк.

– Сникерс есть? – спросил Репа у меня.

Я помотал головой.

– У меня есть, – сказал Митрофан.

Репа протянул руку, и Митрофан положил в его ладонь растаявший расплющенный батончик. И Репа ушел со сникерсом в раздевалку.

– Что это он? – растерянно пробормотал Митрофан.

– Выпьет и сникерсом закусит, – процедил сквозь зубы Тимур.

Мы разбрелись по берегу, и я увидел Тоху. Она сидела на одном из пирсов, свесив ноги вниз. Рядом сидел Макс. Он что-то рассказывал, Тоха слушала, качала ногами и счастливо смеялась. Мне стало стыдно, как будто я подглядывал, и я ушел подальше, туда, где у воды лежали бурые валуны, и прыгал по ним, пока не поскользнулся и не упал, больно ударившись коленкой.

Тоха пропала, и ее исчезновение обнаружилось только тогда, когда мы уже собрались ехать в гостиницу. Мы искали ее по всему клубу. Было пусто, все команды разъехались. Остались только мы. Мы звонили Тохе – она не брала трубку. Репа бегал по берегу и кричал: «Антонина!» Я написал в блокноте, что последний раз видел ее с Максом, и показал блокнот Репе, но я даже не знал, из какой Макс команды.

– Делаем так, – сказал Репа, в волнении растирая себе подбородок, – я вас отвожу в гостиницу, сам звоню главному судье и выясняю, кто там в списках с именем Макс…

– А если их там двадцать, этих Максов? – прервал его Тимур.

– Значит, проверю все двадцать! – рявкнул Репа. – В машину живо!

Он высадил нас возле гостиницы – она выглядела как дважды горевший детский сад – и, назвав номер комнаты, уехал.

Как только «фольксваген» скрылся за поворотом, Тимур двинулся по улице прочь от гостиницы, и мы с Митрофаном, переглянувшись, двинулись за ним.

Друг за дружкой мы подошли к киоску у автобусной остановки. У киоска курил Петр Первый. Длинный, как каланча, с кошачьими усиками, в темно-зеленом мундире, панталонах, чулках и башмаках с пряжками. Петр Первый взял у нас деньги, купил шесть бутылок пива и, забрав себе сдачу, отдал пиво нам.

– Добро пожаловать в Санкт-Петербург.

Мы открыли пиво в гостинице в комнате номер 12, сидя на кроватях. Кровати были покрыты колючими бордовыми одеялами. От тяжелых штор на окнах исходил душный, застарелый запах, словно здесь сто лет назад коты нагадили. Хотя могут ли коты гадить, вися на шторах?

В кармане моих шорт лежала фотография отца. Он прислал ее по электронной почте в ответ на мое письмо, чтобы я мог его узнать, когда мы встретимся на Дворцовой площади под Александровской колонной. Я распечатал эту фотографию на принтере у матери в книжном магазине. Встреча должна была состояться сегодня в 8 вечера. Через полчаса.

Митрофан посмотрел в своем айфоне, где мы находимся и как добраться до Дворцовой площади, и объяснил мне.

– Репе не говорить? – улыбнулся он.

– Покажи фотку, – сказал Тимур.

Я показал. Отец стоял в каких-то бесформенных штанах и полосатой рубашке на фоне качелей и песочницы. Рубашка была широкая, но все равно было заметно, что у него толстый живот. Значит, я в него пошел.

– Ты на него похож, – безжалостно заметил Тимур.

– Да нет, – возразил Митрофан.

– А это кто? – спросил Тимур, тыча пальцем в песочницу, где виднелись две головы в панамках. – Его дети?

Я пожал плечами. Честно говоря, я на эти панамки только сейчас внимание обратил. Мне почему-то в голову не пришло, что у отца может быть своя семья и другие дети, кроме меня. Ладно, что это меняет, в конце концов. Если у меня окажутся братья и сестры, это даже хорошо. Это интересно.

– Везет тебе, – глухо сказал Тимур, откидываясь назад и поднося к губам бутылку. – А у меня не папаша, а кретин.

Мы с Митрофаном уставились на Тимура в замешательстве.

– Пьет, – сказал Тимур. – Мать его выгнала к черту.

– А ты вон тоже пьешь, – ляпнул Митрофан.

Тимур поднял ногу и пихнул Митрофана в бедро.

– Ну я же не такой кретин, – фыркнул он. И, посмотрев на меня, сказал: – Давай вали, опоздаешь!

Я дошел до метро, купил жетон с отчеканенной на нем буквой «М» и уже собрался опустить его в щель турникета, как у меня просигналил телефон – пришло смс.