Денис взял мою руку, бережно сжал, долго держал в своих ладонях, он молчал, пристально смотрел в мои глаза, пытаясь проникнуть в мои мысли. Кажется, проник. Не отпуская руки, сказал:

– Настя, не глупи, тебе совсем не нужно работать. Нигде. Ни в «Максихаусе», ни в столице. Твоя карьера закончилась. Давно закончилась.

– Денис, прекрати, ты лжешь, такого не может быть, зачем ты мне говоришь такие слова, зачем?

Я выдернула руку, потрясла кистью, будто обожглась. Больно, очень больно. Посмотрела на пухлых девиц, чтобы успокоиться. Монументальное сидение девушек и впрямь подействовало успокаивающе. Они сидели не шевелясь, как каменные, будто дали клятву оставаться в холле гостиницы до третьего пришествия. Пока голубоглазый мужчина не обратит на бюсты благосклонного внимания.

– Денис Михайлович, тебя пожирают глазами две интересные девушки. Посмотри на них, улыбнись, подари несчастным малую толику счастья, – сказала я, чтобы хоть что-нибудь сказать. Только не молчать.

Черников нервно передернулся, посмотрел на девушек, улыбнулся. Синие глаза излучали надежду и нежность. И случилось чудо. Два бюста радостно отреагировали на лучик удачи. Затряслись, заволновались… Счастье состоялось, день удался. А Денис скривился.

– Ты, Настя, живешь в замкнутом мире, ты – идеалистка, пойми, твоя карьера никому не нужна. Даже тебе. Женщина не должна работать вообще, нормальная женщина обязана сидеть дома и рожать детей, – с горечью сказал Черников. – Ты ненормальная. Сумасшедшая.

Мужская логика, прямая, как палка. Посмотрел бы Черников на тех женщин, что укладывают продукцию «Максихауса» на складах компании. Хотя бы разок обратил внимание на этих несчастных «карьеристок».

– Я не сумасшедшая, абсолютно нормальная, и я не живу в замкнутом мире и не хочу сидеть дома, – сказала я, отмахиваясь от дурных слов.

Я уже не хотела замуж. И никто не заставит меня рожать детей. Такая постановка вопроса не для меня. А дурные слова не пристанут ко мне. Не прилипнут. Оговор, плохие слова, злые наветы, как осенние мухи, назойливые и жирные, тучные и неповоротливые, быстро умирают от легкого взмаха, от небрежного жеста. Главное – не придавать им значения. Они уже мертвы, пусты и печальны, как могильный тлен.

– Твоя карьера закончилась, поверь мне, Настя, если хочешь, я разложу перед тобой все карты. Предскажу твою будущую жизнь, это не такой уж большой секрет. Хочешь?

Черников решительно двинул чашку на середину столика. Сплел пальцы рук, сжал губы. Надменный и тонкий, изящный и неповторимый. Наверное, когда-нибудь я буду сильно сожалеть о том, что пренебрегла его чувствами, наверное.

– Хочу, Денис Михайлович, я не боюсь правды, у меня хватит смелости выслушать тебя, – сказала я, мысленно пытаясь понять, что происходит.

Я хотела услышать правду, но мне было страшно. Я боялась услышать плохие предсказания. Почему Черников хочет жениться на мне? Он же не любит меня. Я не чувствую его, не вижу, не слышу, будто разговариваю с посторонним человеком. Как можно связывать судьбу с ним, ведь красивый мужчина принадлежит обществу. Его сердце открыто для всеобщего поклонения. Неужели Черникову настолько одиноко в этом мире?

– Так вот, дорогая моя девочка, – сказал Черников и вновь забрал мою руку к себе, прижал к колену, согревая меня своим холодным теплом, – твоя карьера настолько глупа и смешна, что не стоит о ней задумываться. Чем ты занималась в «Максихаусе» целых два года – переводила чужие доклады, пересылала на Запад документы компании? Это и есть карьера женщины в твоем понимании? Не глупи, девочка, послушайся меня, через несколько лет твоя красота увянет. У женщины короткий срок годности, женская особь – скоропортящийся товар. Запомни эту истину, моя принцесса. Через три года ты превратишься в старородящую женщину.

– Денис! – заорала я, не обращая внимания на бармена и официантов, девушек и бюсты, будто вообще никого не было вокруг. А мы с Черниковым остались вдвоем на необитаемом острове. – Денис, остановись, не продолжай. Прошу тебя. Замолчи. Пожалуйста.

– Ты хотела услышать правду? Так слушай, внимай, девочка моя, – сказал Черников и притиснул мою руку к колену.

Будто хотел соединить две конечности – мужскую и женскую – в одну, монолитную.

– Говори, я слушаю, – покорно сказала я и добавила вторую руку, пусть держит, мне не жалко.

Я положила ладони на мужское колено. Мне хотелось ощутить чужое тело, любое. Я могла бы прикоснуться к двум девицам, лишь бы не быть одной. У меня не было сил встретить обнаженную донага правду в полном одиночестве.

– Так вот, милая моя принцесса, дело в том, что через несколько лет тебя ожидает глубокое и отчаянное одиночество, на тебя уже не будут обращать внимание. Ты станешь вялой, скучной и неинтересной, а твоя молодость закончится, и ты поймешь, что упустила свой шанс. Но будет поздно. Любой товар имеет свою цену. Молодость можно продать, пока она востребована. Если ты не опомнишься, ты пожалеешь о том, что не приняла моего предложения. Мне очень одиноко в этом мире. У меня нет на этой планете ни одного близкого человека. Ты для меня самое родное существо. Если ты уйдешь из моей жизни, я погибну.

Черников говорил и одновременно гладил мои руки. Денис будто жаждал выговориться. Так хочет выговориться преступник, ожидающий смертную казнь. И я была единственным человеком в этом городе, кому Черников мог довериться. Ни разу не была в роли исповедника. И ни единого разу не являлась существом. Ни разу. Всегда была человеком. Мне хотелось убежать подальше от проклятого места, забыть обо всем, заткнуть уши, ничего не слышать. Мне не нужна жестокая правда, зачем она мне, я прекрасно обходилась без нее до сегодняшнего дня. И дальше обойдусь.

– Ты красивый и богатый, ловкий и успешный, зачем тебе я? Ты можешь купить любую женщину – модель, актрису, звезду. Сейчас все продается. И стоит не так уж дорого, цена плевая, все обесценилось в этом мире, – сказала я.

Я смотрела на Черникова и ненавидела его. Себя. Жизнь. Планету. Зачем все это, для чего, сплошная бессмыслица, неужели все земное создано для уничтожения любви?

– Мы лишние люди в этом мире. Оба. Мы чересчур поздно родились. Или слишком рано. Но мы не созданы для земной жизни. Я не смогу купить любовь. И ты не можешь, Настя. Мы лишние. Поверь, нам будет хорошо вместе. Я не стану тебе мешать. И никогда не потревожу тебя, – сказал Денис.

Его голос дрожал. Голос был полон горечи. Черников страстно любил меня в эту минуту. Верил мне. Доверял. И очень хотел, чтобы я стала его верной напарницей. И мы бы с ним активно торговали фирмами, продавали, перепродавали, наживали профит, рекламировали трусы и прокладки разных мастей и марок, вместе бы занимались шулерством, мошенничеством, вымогательством. Отличная пара. И сели бы вместе. В одну камеру. Ужасная перспектива. Некрасивая, нехорошая. Я брезгливо поморщилась. Два шулера в одной упряжке не могут бежать в одном направлении. Они не приспособлены к делу. И постоянно разбегаются в разные стороны. Как тараканы.