Но слово Резаного, выходит, кое-что здесь значит, раз его салабоны готовы, как по мановению волшебной палочки, отношение менять к вещам достаточно принципиальным.

Голоса нарастали. Вскоре из гудящего фона можно было уже вычленить отдельные реплики. Говорили про легендарных пасынков Зоны, о том же и спорили. Мунлайт поморщился, не иначе Резаный в свою мега группировку молодняка набрал.

Разговоры про Хозяев Зоны и прочие легенды — обычная болезнь новичков. Большинство попадающих в Зону поначалу грезят романтикой, тайнами и загадками, а себя мыслят первопроходцами подобно Колумбу. Зона рисуется местом романтическим и сталкерство выглядит чистой романтикой. Чем-то сродни детским играм в пиратов. Проходит время, молодняк матереет и понимает, что никакой романтики здесь нет. Есть рутина, будни. И если эти будни в отличие от каждодневных хождений в офис у какого-нибудь клерка куда опаснее для здоровья, это не значит, что они наполнены романтикой.

Это как с парашютом прыгать. Романтично до первого раза. А там к романтике примешивается множество всяких но. И либо ты уходишь, либо с этими, но примиряешься и начинаешь работать, либо остаешься восторженным идиотом. Последнее обычно не долго, романтики в экстремальных ситуациях долго не живут.

С этой мыслью Мунлайт вышел на двор, который еще днем был так же пуст, как и вся деревня. Рыжик, что все время шел плечо в плечо, выскочил на пару шагов вперед, напоминая охотничью собаку — дурную, но хорошую, радостно бегущую, торопясь сообщить всем: «Смотрите, кого я привел».

Под навесом их заметили и попритихли. Мун шел неторопливо, пожевывая травинку и оценивая ситуацию. Правда по внешнему виду предположить, что его вообще что-то волнует, кроме измусоленной травинки, было трудно. Внешне седой сталкер походил на человека, находящегося в полной гармонии с собой и такие мелочи, как два десятка молодых вооруженных мужиков, его не волновали.

Впрочем, если быть точным, под навесом сидело не два десятка человек. Чуть меньше. Во главе кишки из составленных в единую ленту столов с видом гуру восседал Резаный. Из всей кодлы он был на десяток лет старше прочих и похоже в разы дольше топтал Зону. Остальные «бойцы», как мысленно окрестил их для себя Мун, пороху нюхнуть судя по всему уже успели, но от детских болезней еще не избавились.

Опасную тактику Резаный выбрал. С одной стороны, молодняк, который подобрал у кордона, притащил в Зону и воспитал, в рот заглядывать будет всю оставшуюся жизнь и благодарность учителю, который не дал сдохнуть в самом опасном начале пути, останется до самой смерти. С другой стороны, этих желторотых еще вымуштровать надо. А это время, силы, траты. Воспитывай их, корми, а потом по наивной дурости сунется такой молодой необстрелянный куда не надо и поминай как звали. И все затраты впустую. А «куда не надо» здесь на каждом шагу. С третьей стороны, если историю вспомнить, на молодых, дурных, на амбразуры бросающихся много чего вытягивали.

Стоп, оборвал сам себя. Кто тут помнит историю? И войны тут нет. Чего бы не гундели зануды типа Угрюмого. Такая война в каждой подворотне идет с мальчишеских лет. Наши против не наших. Наш двор, наш подъезд, наш район. И по нарастающей. Потом я здесь точку держу, я этот район крышую. Мальчишки взрослеют, а игры и правила теми же остаются. И здесь, в Зоне, все то же самое. А война — это из другой категории. Там правил нет, и романтическая дурь из головы куда быстрее вылетает.

То ли дело здесь. Правила просты и понятны. Есть гуру, есть кучка молодняка, верящего в его непогрешимость, осталось только свое место занять. И Мун уверенно шагнул к голове стола.

— Привет, — махнул Резаному рукой, словно был знаком с ним с незапамятных времен, вместе девок портили, когда остальные сидящие за столом в пеленки мочились.

Тот поглядел косо, будто покушались на его авторитет, но на конфликт переть не стал. Вот и все, щелкнуло в голове, все правила соблюдены, игра сделана, дальше пойдет предсказуемый размен.

— Привет, — с намеком на угрозу в голосе произнес Резаный. — Как успехи? Ужин отработал?

— На неделю вперед, — небрежно кивнул Мунлайт, сплюнул травинку и оглядел сидящих по правую и по левую руку от Резаного. — Ты вот этих четырех бойцов отряди на прогулку.

— Зачем?

— За трофеем. Мы с рыжим вдвоем такую дуру не утащим при всем желании.

— А зачем тащить? Вообще-то шкуру с большого животного надо снимать сразу после отстрела, — тон Резаного приобрел занудно-учительские нотки. — «Мокрую» шкуру сворачивают в рулон, прокладывают слоем сухого сена сантиметров в шесть. А это уже не очень тяжело тащить. Главное «конвертом» не складывать, а то на шкуре на месте залома проплешины остаются.

— Да мне по фигу, — честно дослушав до конца, ухмыльнулся Мун. — Я не охотник. И договаривались мы, что я животинку валю, а не транспортирую. Так что отряди бойцов и пусть они тушку хоть тащат, хоть свежуют и сеном прокладывают.

Четверо парней, что сидели к Резаному ближе других, на Муна глядели недобро. Один осторожно покосился на сидящего во главе стола. Главарь незаметно кивнул. Впрочем от Мунлайта этот жест не ускользнул.

Парни, как по команде, поднялись с насиженных мест. Мун, не дожидаясь приглашения, подсел к Резаному и шлепнул ладонью по скамейке, приглашая Рыжика присаживаться.

Конопатый оглядел всех участников представления. Симпатии у Рыжика уже сложились, а вот как себя вести исходя из этих симпатий, он еще не придумал, потому только переводил взгляд с Мунлайта на Резаного, с Резаного на собратьев по группировке и снова по кругу.

Пауза затягивалась, и Рыжику пришлось принять решение. Скрепя сердце он опустился на лавку рядом с Муном, но как-то воровато и с самого краешка. Дескать, я не против вас и не против него, я со всеми.

— От выхода налево, — удовлетворенно принялся распоряжаться Мун. — Дальше по дорожке с километр. С боку от дороги дерево, под деревом кабан, — он поглядел на Резаного и ядовито добавил, — шкурка не порченая.

Молодчики смотрели хмуро, бежать за кабаном не торопились. Мун ждал.

— Идите, — велел Резаный.

И они пошли. Молча, неохотно, но покорно. Слушаются, отметил Мун. Даже если не согласны, прекословить старшему не станут. А он для них и в самом деле старший, может не отец родной, но Старший, которого уважают, слушают и с которым не спорят. Никогда.

— Метров через семьсот сорок по дороге справа у самой обочины птичья карусель, — не оборачиваясь бросил Мун.

Шаги уходящих замерли за спиной. Резаный уставился на Рыжика. Тот потупился:

— Не знаю, я не видел.

Мунлайт подтянул пустую миску и подцеплял в нее вареные картофелины из обшарпанной эмалированной кастрюли с закопченным днищем. На окружающих не смотрел, но почувствовал взгляд главаря уже на себе.

— Если хотите, можете проверить, — не отрываясь от своего занятия сказал он. — Болтик кинуть. Или кого помассивнее, чтоб зрелищнее получилось. Только тогда пятого с собой возьмите.