Как только мы появляемся в банкетном зале, раздаются аплодисменты.

— Улыбнись, Елизавета, — велит мне Роман и ведет к столам.

Зал большой, с высокими потолками и огромной люстрой. Все в белых и бежевых тонах, живые цветы, кружевные скатерти и сверкающая посуда. Сцена с живой музыкой и ведущим. Для нас накрыт отдельный стол, типа президиума, но Калинин распоряжается накрыть его на пятерых: для нас, мамы, Веры и Мирона. Приятно, что он не проигнорировал мою просьбу.

Ведущий льет поздравительные речи с перерывами на музыку. Роман же ведёт беседы с моей мамой, довольно тепло ей улыбаясь, отвешивая комплименты. За что я ему очень благодарна. Нам приносят закуски и салаты, предлагая широкий выбор напитков. Несмотря на то, что я голодная, мне ничего не лезет. Шум, гул голосов и постоянная фальшивая улыбка утомляют. Хочется тишины и одиночества.

Роман наклоняется ко мне, поправляет выпавшую прядь и шепчет:

— Ты должна поесть. Немедленно!

— Я не хочу.

— Через не хочу. Иначе начну кормить насильно, — выпрямляется и чокается с моей мамой шампанским. — Я очень признателен вам за дочь. Такие девушки сейчас одна на миллион или даже на миллиард. Елизавета уникальна. Спасибо, что правильно ее воспитали.

Мама расплывается в улыбке и сверкает глазами.

— Спасибо. Но все это так неожиданно для меня, так быстро вы забрали мою девочку, — качает головой.

— Боялся не успеть. Такую быстро уведут, — усмехается и целует мне руку.

— Главное, чтобы она была счастлива, Роман. Я очень надеюсь, что вы ее не обидите, — уже серьезно произносит мама, заглядывая нам в глаза.

— Ваша дочь никогда не будет ни в чем нуждаться, — отвечает Роман. Мама поджимает губы. Не такого ответа она от него ждала.

Я поела. Тошнота отпустила, волнение немного ослабло. Все уже случилось, и бояться поздно. К нам бесконечно подходят люди, льется поток поздравлений и лести. В какой-то момент Роман отходит поговорить с компанией мужчин.

Верка увлечённо болтает с Мироном, похоже, они нашли общий язык. Мужчина постоянно подливает ей вина, а она, не переставая, кокетничает.

— Лиз, ну ты как? — спрашивает мама, накрывая мою ладонь на столе.

— Все хорошо, — стараюсь быть убедительной.

— Ох, я до сих пор не верю, — качает она головой. — Видно, что ты очень нравишься Роману, но… вы несколько поторопились со свадьбой. Мужчина очень самолюбив и властен.

— Мам, я это все понимаю. Знаю, какой он, иллюзий не питаю. Но так вышло, — развожу руками, не желая лгать.

Дальше мы танцуем. Калинин, как всегда, ведет, а я поддаюсь, словно марионетка в его руках. Он уверен, расслаблен и вполне доволен происходящим. А я… а я выжата, сил нет даже улыбаться. Совсем соглашаюсь, поддаюсь, позволяя ему делать, что хочет. Свадьба состоялась. Я теперь жена. Я Калинина. И не испытываю от этого восторга. Даже в страшном сне не могла представить, что так сложится моя жизнь. И вроде все двери открыты, куча возможностей, только бери и пользуйся, а ничего не хочется.

***

Домой мы возвращаемся около полуночи. Я задремала в машине. А когда проснулась, поняла, что мы на парковке пентхауса в городе. Калинин открывает дверь с моей стороны и тянет руку. Выхожу с его помощью.

— Почему мы здесь? — спрашиваю, когда он тянет меня к лифту. Молчит, пропускает в кабину. Лифт поднимается. Роман ложится на стенку и на секунду прикрывает глаза.

— В усадьбе много посторонних. Лишние глаза и уши, которые нам сегодня ни к чему, — склоняет голову, рассматривая меня. — Брачная ночь – это личное.

Сглатываю.

Я не готова.

Совсем не готова.

— Я был очень терпелив в этом плане. Но и моему терпению пришёл конец. Мне жизненно необходим секс. И сегодня он у нас случится.

Роман

Белый цвет ей к лицу. Елизавете идет быть невестой. Мне нравится эта чистота и уязвимость. Цепляет. Красивая. Хочу, так что весь день ноет в паху. Меня, наверное, только сегодня по-настоящему зацепили эти ее невинность и нежность. И я, черт побери, горд от того, что это все достанется только мне.

И ее чертово платье… Никогда так не зависал на женских нарядах. Ее трепет, волнение, страх… сносят крышу. А еще неожиданно зацепила ее фраза о том, что у нас нет бесконечности. И ведь она права, все когда-нибудь заканчивается, и наш брак – не исключение, но в данный момент я этого не принимаю.

Дышу, облокачиваясь на стенку лифта, пытаясь держать себя в руках. Я практически не пил, чтобы не сорвало крышу окончательно. Я голоден и боюсь ее растерзать, такую трепетную. Как бы ни было, сегодня это случится, мне нужен секс. Брачная ночь – самое время взять свое.

Лифт открывается, выходим, отпираю дверь, пропускаю Елизавету внутрь, закрываюсь. Еще держу себя в руках, напоминая, что это ее первый раз. Мне бы не изнасиловать девочку, чтобы не вызвать отторжение к сексу в будущем, это нам ни к чему, я хочу регулярный интим.

Помогаю Елизавете снять шубку. Напряжённая девочка. Боится меня. Беру за руку и веду в гостиную.

— Сядь, — указываю на кресло. Послушная. Садится, внимательно за мной наблюдая, словно боится, что нападу. Да, девочка, я, определенно, сожру тебя. Но важно, чтобы и тебе было вкусно. Трахать женщину без отдачи – ниже моего достоинства.

Дышу.

Глубоко, мать ее, дышу.

Мое тело давно не заточено на нежность и аккуратность. Я отвык. Всегда беру то, что хочу, грубо, жёстко и женщин выбирал с таким же темпераментом. Ванильный секс для меня – что-то чуждое. Я не любитель сладкого, я им не наедаюсь. Снимаю фрак, откидывая его на диван. Девочка вжимается в кресло, распахивая глаза, когда я подхожу к ней близко. Ну, так не пойдёт. Хотя… женщины непредсказуемы и нелогичны, и их страх трансформируется в возбуждение.

Сажусь перед ней на корточки, беру ножку и снимаю туфлю, ставя ступню себе на колено.

— Все не так страшно, как тебе кажется. Ты еще сегодня покричишь у меня, и не от страха, — усмехаюсь, снимая вторую туфлю.

— Роман… — сглатывает, комкая в ладонях свое чудесное платье. Мне хочется ее в этом платье… разорвать к чертовой матери верх, оголяя грудь, задрать юбку и…

Черт!

Никогда не думал, что буду контролировать себя в этом. Я выбирал любовниц по другим критериям. Закрываю глаза, пытаясь прийти в себя, сжимаю ее щиколотки.

— Роман, я очень устала и не могу сейчас… — пытается съехать. Наивная.

— Я все сделаю сам, детка, — ухмыляюсь, поднимаюсь и иду к бару. — Расплетай волосы, Елизавета. Все, ты моя.

Наливаю в баре себе виски, девочке – мартини со льдом. Она вообще не пила, только пригубила шампанского, а мне нужно хоть немного ее расслабить. Беру бокалы, возвращаюсь, протягивая ей мартини.