Нургидан принялся освобождать ящера от паутины, возбужденно говоря:

— Мы разделали их, приятель! Мы их нашинковали! Размазали их, как мед по лепешке!

Циркач отвечал пронзительным стрекотом. Эти двое вполне понимали друг друга.

В стороне учитель повернул к себе за плечо Нитху и, убедившись, что на ней нет ран, принялся сердито ей выговаривать:

— Ты что, не видела, что у него жвала черные? И глаза очень, очень высоко сидят! Самец же! Надо было от плевков уворачиваться, телушка ты наррабанская!

Тем временем Дайру закусил губу и сосредоточенно, отрешившись от всего вокруг, шагнул в сторону. Длинное худощавое лицо, только что раскрасневшееся от боевого задора, вдруг побледнело. Парнишка выждал несколько мгновений, осторожно сделал еще шаг…

Он выдержал бы любую битву, если бы знал, что повторится небывалое чудо, которое подарила ему судьба в начале этого лета.

Тогда тоже завершился бой — с чудовищем, похожим на зарывшегося в песок спрута. Случайный шаг — и мир необъяснимо и дивно изменился перед глазами Дайру.

Исчезли голые камни, исчезли бьющие в них прибоем волны песка. Вместо этого — деревья со светло-изумрудной листвой, щебет птиц, пение ручья. И огромные фиолетовые глаза на прелестном личике.

Журчащий голос: «Ты герой, правда?..»

Нежные, теплые губы на губах Дайру…

Очнувшись от воспоминаний, парнишка поднес пальцы к губам, словно пытаясь удержать пригрезившийся поцелуй.

Бавидаг со своим сыном — будь оба прокляты! — могут нацепить на Дайру хоть два ошейника сразу! Но сам-то он знает, чей он раб — с этого лета и до последнего костра!..

И тут Дайру заметил, что учитель, выпустив плечо Нитхи, смотрит на него через «поле боя» тревожным, понимающим взглядом.

* * *

— А они неплохо потрудились, эти гильдейские! — Майчели с неподвижным лицом оглядывал останки пауков среди почти распрямившейся травы. — Как ты думаешь, Урр?

Получеловек-полузверь взрычал в ответ.

Майчели огляделся. По траве расходились волны: это свора змеепсов, сопровождающая пролаз, набросилась на падаль. Один из псов терзал мертвого паука-вожака почти у ног Майчели. Хозяин без приязни глядел на глотающее большие куски существо: гибкое, очень длинное тело на четырех парах коротких ног, вытянутая зубастая пасть, подвижный хвост, вислые уши, подрагивающие от жадного наслаждения…

Урр, не обращая внимания на змеепса, приплясывал и ухал — звал напарника вперед. Сейчас, на ладонях просторной и светлой степи, пролаза казался еще отвратительнее, чем в полумраке пещеры. Лоснящаяся безрукавка на голом волосатом торсе и заношенные штаны казались не одеждой, а частью тела, шкурой. Нелепее всего был гордо напяленный на голову шлем с поднятым забралом. Такие шлемы носят Черные Щитоносцы — силуранская тяжелая пехота. И где только Урр раздобыл это скособоченное чудо?

— Не надо спешить, — попенял Майчели напарнику и, опираясь на длинный посох, обошел змеепса.

Что-то странное было в фигуре пролазы. Пока он стоял неподвижно, эта странность скрадывалась: просто долговязый, тощий человек в нелепом балахоне, выцветшем и заплатанном. Но при ходьбе… Тело гнулось, качалось, словно вместо скелета был сплетенный из лозы каркас. И над этим раскачивающимся, до отвращения неустойчивым телом парила на длинной шее красивая голова с волнистыми локонами. По контрасту с этими прядями цвета ночи еще белее казались неподвижные черты — лик мраморной статуи. Лишь губы едва заметно шевелились, когда Майчели говорил. Его речь, спокойно-изысканная, выдавала человека образованного:

— Сейчас мы не догоним гильдейских. Посмотри на нашу свору. Неужели ты сумеешь оторвать псов от трапезы? Мой бедный друг, я вижу: ты и сам не отказался бы от сытного ужина, если бы не эта девушка впереди!

Урр возбужденно завопил.

— Говорю же, она опасна! Впрочем, это не имеет значения. Гильдейские сейчас на границе складки, а день клонится к вечеру. Зачем лезть в болото, если можно заночевать в степи? Так что можешь ни в чем себе не отказывать. — Майчели жестом хлебосольного хозяина указал на «поле боя». — Пожалуй, и я перекушу. Еще успеем до рассвета проведать Шенги.

* * *

Вечер не опустился на степь медленно и мягко, а упал, словно дракон на добычу. Люди, смеясь, отбили его атаку дерзким пламенем костра.

Над огнем на острых прутиках жарились ломти окорока. Кость от этого окорока досталась ящеру, и тот умиротворенно ее обгладывал.

Но даже аппетитный аромат мяса не мог заглушить запахи степи — запахи темные, туманные, томящие и тревожащие. Эти запахи — и шорох нагретой за день упругой, сильной травы — прерывали беседу, заставляли людей бросать взгляды во мрак, предвещали что-то опасное, но остро дразнящее душу.

Степь пыталась приручить людей — а они не приручались! Манила — а они не шли на зов! После короткой заминки разговор струился по прежнему руслу, и люди забывали уколовшее их предвкушение неизведанного.

Вокруг костра с солидным гудением летали крупные тяжелые жуки. Вероятно, кусачие. Но людей не трогали: не привыкли к мягкой коже и горячей крови. Самые нахальные пытались атаковать ящера. Тот хватал жуков на лету, клацая по-собачьи зубами.

Среди веселых воспоминаний и дружеских поддразниваний Дайру время от времени украдкой поглядывал на учителя. Он чувствовал, что между ним и Шенги натянута незримая ниточка. Предстоял серьезный разговор — возможно, неприятный.

Так и случилось. Перед тем как улечься возле костра, Охотник распорядился:

— Когда маленькая луна догонит большую, караулить встанет Нургидан. А пока нас посторожит Дайру. Пошли, принесем хвороста.

Дайру, внешне спокойный, поднялся и пошел за учителем в низину, заросшую рыжей цеплялкой. (Ветки мелкие, колючие, спутались хуже войлока — но горят отлично.)

Когда они вдвоем наломали ворох сухих ветвей, учитель сказал негромко:

— Сам понимаешь, придется рассказать Лаурушу про твою встречу с Вианни.

Сердце Дайру забилось жестко и упрямо. Да, он все понимал — и все же спросил дерзко, вызывающе:

— Это еще зачем?

Очень редко осмеливался он так разговаривать с учителем.

— Девочка сказала, что ее отец — «самый главный в Подгорном Мире», — мягко ответил Шенги. — Если это Хозяин… такое нельзя скрывать от Гильдии!

То, чего боялся Дайру, наконец было названо вслух.

Голос отказал мальчику. Глядя учителю в лицо, он коротко, враждебно кивнул.

* * *

Сон наваливался, застил глаза пеленой — так и хотелось их протереть! Прежде чем уронить голову на дорожный мешок, Шенги поворошил хворост в костре. Искры золотым роем ринулись ввысь, свет плеснулся на лица спящих.

Циркач свернулся клубком, спрятал голову в лапы. Выглядело это очень уютно, но Шенги немного знал повадки ящеров и понимал, что не всякая собака сравнится с Циркачом в чуткости. Вряд ли кто-нибудь сумеет подкрасться к спящему ящерку…