Братья завороженно смотрели на глобус, прикидывая примерное расстояние от Баварии до Испании, а также трудности, которые могут ожидать путешественника на таком длинном и сложном пути.

Про горы они знали много – вершины Альп хорошо видны из Райхенхаля, да и с любой точки Южной Баварии. Строго говоря, эти края – уже предгорья Альп. Если неведомые Пиренеи хотя бы вполовину такие высокие, пересечь их будет большой проблемой.

– А кроме того, Франция – недружественная страна, – сказал Михаэль. – Нечего и думать о том, чтобы в одиночку пересечь это огромное пространство. И мы не знаем, есть ли там вообще дороги…

Единственным реальным путем в Испанию было море. Корабль плывет по морю – естественной дороге, где нет разбойников, пограничной стражи, ухабов, гор и рек, которые вплавь не пересечешь.

– На севере есть порт Любек, – сказал Михаэль. – Мой друг, с которым я познакомился в университете, уехал туда жить и прислал мне письмо. Это город Ганзейского торгового союза, и мой друг Адольф помогает там дяде-нотариусу. Со временем он станет нотариусом, а в портовом городе это выгодное дело.

Михаэль не спросил младшего брата, зачем тому ехать в Испанию или еще дальше – в какой-то Новый Свет. Этот вопрос он обошел полным молчанием и не проявил никакого интереса.

Причина была понятна, хоть и обидна. Отец мог умереть в любое время, и Михаэль готовился принять наследство и стать полноправным хозяином поместья. Он станет владетельным бароном и будет всем здесь распоряжаться. И незачем двум другим братьям болтаться тут под ногами.

Средний брат Альберт уедет в монастырь Святого Якоба и со временем станет там приором. Сумма денег за него уже послана в монастырь и давно оприходована, так что монашеская келья ждет Альберта, как только старый Хорст умрет, и его сын явится в монастырь. А из монастыря обратно ходу нет: кто принял постриг, домой уже никогда не вернется – на сей счет имеются древние и строгие законы. Человек, ставший монахом, умирает для мира.

А Франц должен будет уехать из дома, это решено. Но пусть уедет подальше, чтоб уж не было соблазна вернуться. И если он хочет уехать в Испанию, то для Михаэля это большая удача, он и мечтать не мог о том, чтобы младший брат уехал в такую даль. Что ж, скатертью дорога. Михаэль даже готов помочь и дать письмо к своему товарищу в Любек.

* * *

Старый Хорст фон Хузен отнесся к просьбе младшего сына отпустить его на все четыре стороны, как и ожидалось, вполне равнодушно. Когда Франц предстал перед родителем и объявил, что хотел бы уехать из родового гнезда и поступить на воинскую службу, отец некоторое время молчал, переводя взгляд слезящихся глаз с глиняной кружки на выскобленную поверхность соснового стола. Потом внимательно, словно давно не видел, осмотрел стоящего перед ним Франца.

– Да, ты уже вырос, – наконец произнес он задумчиво и даже как бы удивленно. – Видела бы бедняжка Эвелина, каким молодцом стал наш маленький Франц…

Потом, чуть поразмыслив, тряхнул остатками светлых волос:

– Что ж, мой милый, если хочешь отправиться искать счастье сейчас, не дожидаясь моей смерти, – так тому и быть. Я буду скучать по тебе, мне будет не хватить тебя… Но решил ты, наверное, правильно. Куда ты поедешь?

Франц смотрел на своего престарелого отца, и ему было жалко его. Он не верил в то, что отец будет по-настоящему скучать по нему: это были одни слова. Хорошие, правильные слова, которые отец в подобных случаях должен говорить своим сыновьям, и Хорст вовремя вспомнил о них и произнес к месту. Но ясно было, что на самом деле он уже долгие годы отчаянно борется с пустотой в душе и с нарастающим безразличием к жизни. И в борьбе этой безразличие побеждает…

Вот в то, что по нему будет тосковать Фридегунд – юная дочь хозяина замка Тиглиц, что стоит на возвышенности за рекой Залах, – в этом Франц не сомневался. Они были знакомы с детства, когда отец Франца еще не впал в окончательное оцепенение и ездил с детьми в гости к соседям. Потом встречались во время ярмарок, устраивавшихся в городе, и на последних рыцарских турнирах, куда съезжалось все окрестное дворянство. Старики говорили, что турниры стали совсем не те, что бывали прежде. Сетовали на то, что постепенно ушли в прошлое понятия рыцарской доблести, что распадаются рыцарские ордена, а вместе с ними старинные обычаи турниров.

Наверное, старики были правы, потому что вскоре турниры совсем прекратились. Рыцари не собирались больше для того, чтобы продемонстрировать свое боевое искусство и чтобы блеснуть перед прекрасными дамами.

Но Франц еще помнил эти турниры, на которых присутствовал ребенком. Он смотрел на конных рыцарей в полном боевом облачении. Глотал пыль, клубами несшуюся с боевой арены, и мечтал о том, как в будущем прогарцует вот так же в блестящем шлеме на голове, украшенном плюмажем перед публикой, а в особенности перед Фридегунд. Эта белокурая девочка с самого детства волновала его воображение.

Они были знакомы, но, кажется, никогда ни о чем не разговаривали, так что влюбленность Франца была его личным делом. Он не знал, нравится ли Фридегунд, и не смел об этом спросить.

Впрочем, довольно быстро он понял, что нечего и спрашивать. Прелестная Фридегунд была дочерью богатого владельца замка Тиглиц и предназначалась для замужества с таким же бароном, как ее отец. А Францу – младшему сыну в небогатом доме, предстояла совсем другая судьба – воина и скитальца по чужим землям и чужим замкам. Осознание этого было слишком сильно, чтобы предаваться пустым фантазиям. Часто во время встреч Франц как будто бы ловил на себе заинтересованные взгляды прекрасной девушки, но всегда стремительно отводил взгляд. Зачем растравлять себя несбыточными мечтаниями? И что толку будет, если они начнут перемигиваться? У него и у Фридегунд не может быть общего будущего…

Вот если он разбогатеет в чужих краях! Вот если он вернется домой со славой, с золотом или вернется королевским военачальником – тогда другое дело. Но когда это будет, если даже случится, и не станут же Фридегунд и ее суровый отец ждать так долго.

Неприятнее всего было то, что Михаэль частенько засматривался на Фридегунд. Франц не раз видел, как пристально глядит старший брат на тайную избранницу его сердца. Михаэль буквально глаз с нее не сводил, а несколько раз даже заводил с отцом разговор о состоянии старого барона Тиглица и о том, сколько у него дочерей.

Дочерей было три, но младшая была хромой, потому что упала в детстве с высокого крыльца, а средняя переболела оспой, и все лицо ее теперь было покрыто рябинками. А всем известно, что лучше юной девушке умереть от оспы, чем выжить и остаться рябой на всю жизнь.

Юная Фридегунд была единственной надеждой отца: уж эту красавицу ему удастся хорошо выдать замуж. В этом случае барон Тиглиц не поскупится на приданое для невесты. Франц хорошо понимал, что Михаэля больше всего интересует именно приданое, которое можно получить за Фридегунд. Правда, оставался еще большой вопрос: сочтет ли барон Тиглиц Михаэля достойной партией для своей дочери? Пусть Михаэль – старший сын в семье и наследник замка Хузен, но ведь сам замок весьма небогат, а земли вокруг плохие. Да и мало этих земель. Так что весьма может статься, что Михаэль – наследник обедневшего и не слишком знатного рода вовсе не подойдет в зятья старому барону.