Через несколько дней Совет дружины поручил Подоксенову убийство еще и Бамбурова. Подоксенов даже обрадовался – он был зол на Бамбурова за свое преследование после ликвидации Зеленецкого. На этот раз ему выдали маузер – Бамбуров был очень толст, и наши опасались, что пуля браунинга его не прошибет. Наблюдать за актом снова отрядили Андреева. Бамбуров был убит рядом с летним театром того же Веденеевского сада примерно через неделю после Зеленецкого. На этот раз Подоксенов поджидал свою жертву у крыльца, и когда Бамбуров в антракте вышел в сад, трижды выстрелил в него в упор. Бамбуров упал на брюхо, завертелся, как шмель на иголке, и завизжал, будто недорезанная свинья. Умер он по дороге в больницу, а Подоксенов уже знакомым путем отправился в глубину сада и скрылся. На улице за ним, было, погнался стражник, но забоялся и отстал. Все эти подробности я снова узнал от него самого.

Вскоре Подоксенова приняли в дружину и поселили в бомбовой лаборатории. Как я уже говорил, кроме мастерской игры на гармошке и неразговорчивости он отличался редкой прожорливостью – за один присест легко «убирал» фунт колбасы и столько же черного хлеба. Бывало, придем в лабораторию, а там целый ворох колбасных очисток. Подоксенова не смущало соседство с гремучим студнем, пироксилином, мелинитом, обладающими колоссальной взрывчатой силой, как равно и то, что при малейшей неосторожности он мог взлететь на воздух.

В результате провала мастерской осенью 1907 года Подоксенов был арестован, в камере он оказался вместе со своим двоюродным братом. Плакал и в камере, и на допросах, и через пару недель, видимо, не имея против него серьезных улик, жандармы его отпустили. Освободившись, он снова пошел работать котельщиком и стал меньшевиком.

В том же году состоялся еще один террористический акт. На этот раз был ликвидирован шпик по фамилии, кажется, Брейкин. Очень был ловкий и опасный тип, ходил за нами по пятам, бывало, негодяй, как из-под земли вырастет у тебя за спиной. Убил его Гр. Андреев и еще кто-то – не помню. Как и оба предшествовавших, это убийство также не было раскрыто. Больше мы террористических актов в том году не допускали. Впоследствии в Уфе были организованы еще одно или два политических убийства, но ни прямого, ни косвенного участия я в них уже не принимал и подробностей не знаю.

Летом 1907 года та же уфимская боевая организация большевиков произвела экспроприацию браунингов на уфимском казенном винном заводе. Мы старались руководствоваться принципом: «вооружайся сам и вооружай рабочих за счет врага – самодержавия». Оружие, а тем более браунинги, были нам очень нужны; до этого наша партия закупала их в Бельгии. Участие в этом «эксе» служило и обучением наших новобранцев. В общем, представился случай и бесплатно вооружить свои дружины, и подучить молодых боевиков. Было это в июле 1907 года. Мои давние знакомые по ректификационному заводу (напомню, что в его мастерских я работал в 1904–1906 годах) тайком известили меня, что к ним привезли четыре ящика новых бельгийских браунингов. Оружие предназначалось сидельцам казенных винных лавок – их часто грабили. Складской приказчик Евдокимов, мой приятель (и в свое время самый ревностный читатель книг библиотеки революционной литературы, которой я заведовал), указал мне, где эти ящики лежат, как выглядят, кто и как их охраняет, сообщил другие важные детали. В свою очередь, я передал эти сведения заместителю начальника нашей дружины Владимиру Алексееву. Обсудив ситуацию с товарищами, мы решили эти браунинги взять.

Я, хорошо знавший завод, набросал его план, на котором обозначил интересующие нас его точки – Евдокимов утверждал, что из четырех ящиков один стоит в конторе, а три в кладовой. Поэтому мы решили действовать двумя группами. Пошли в 2 часа ночи – на теоретических занятиях Кадомцев нас учил, что это самое подходящее время для боевых вылазок, и не ошибся. Первый отряд во главе с К. Мячиным (помню в нем Владимира Густомесова, Игнатия Мыльникова, П. Волкова, Гр. Андреева) отправился с повозкой к задним заводским воротам; второй, которым командовал Алексеев (в нем были Федор Новоселов, Тимофей Шаширин и я), двинулся к центральной проходной. Сторож нас, конечно, не пустил и поднял тревогу. Тогда мы перелезли через забор, направили в сторожку Шаширина «успокоить» охранника, а сами отправились к конторе, откуда нам навстречу уже бежал живший тут же М.И. Соболев – помощник начальника винного склада. Мы ему сказали, что если он будет молчать, мы его не тронем, но его выскочившая на шум жена, увидев нас в масках, завизжала. А когда Соболев заметил в руках Алексеева кинжал, и он заорал благим матом. Благо, что на дворе была глухая ночь, и никто эти крики не услышал. Мы схватили Соболева за руки, в рот сунули кляп, но он его тут же выплюнул и продолжал кричать и сопротивляться. Когда стало чуть тише, мы услышали сигнал к сбору и отходу. Выбежали на улицу и присоединились к первому отряду.

У Мячина дело пошло глаже. На заводском дворе они встретили сторожа Маклакова – тот был «свой», хоть и беспартийный; его сын состоял в эсеровской партии. Маклаков согласился тихо и мирно посидеть в своей будке. Потом боевики зашли в мастерскую и арестовали дежурного машиниста, который тоже был эсер и обещал сидеть смирно. Затем они сбили замок кладовой, нашли там и забрали ящики с браунингами и уже возле подводы один на пробу вскрыли. Внутри оказались новенькие вороненые браунинги, каждый с двумя обоймами и кобурой и с большим запасом патронов. После этого нам и был дан сигнал к сбору. Всего, таким образом, нам удалось взять три ящика, в которых оказалось 96 браунингов и 7,5 тысячи патронов.

На другой день Евдокимов, похвалив нас за проведенную операцию, сообщил мне, что и четвертый ящик он накануне отнес в кладовую, предварительно сняв с него упаковочную рогожу, чтобы отвести от себя возможные подозрения. Выходит, зря мы возились с Соболевым – в конторе браунингов не было. Я тогда отругал Евдокимова, но теперь думаю, что он был прав. Во всяком случае, о его сотрудничестве с боевиками до революции никто из заводской администрации не догадывался, и все это время он был вне всяких подозрений.

О нашем нападении из администрации завода сразу сообщили в полицию, но полицейские явились только утром. Сначала никто не мог понять, что ночью на заводе делали неизвестные в масках – кладовая стояла на отшибе двора. Но когда обнаружили, что она взломана, ее заведующий сразу все понял и, говорят, едва не умер от досады. Хотя со временем в нашей дружине завелись провокаторы, это дело охранке раскрыть так и не удалось, и никто по нему привлечен не был.

Так мы добыли почти сотню браунингов. Они пошли на вооружение нашей дружины, которая сыграла большую роль в революционном движении на Урале. Браунинги мы сдали Ольге Казариновой (Кадомцевой) – единственной женщине в нашем отряде, она же их и прятала[40].