Эти женщины нередко заходили и в его лавку, и Моти пытался с ними заигрывать, но безуспешно. На его шутки они то ли не умели, то ли не хотели отвечать, может, и не понимали их, а только смотрели на Моти с обидным удивлением и подозрением, а товары его щупали, как ему казалось, с насмешкой. Однако покупали. Впрочем, со временем они стали понимать лучше, и одна или две отшили его незаслуженно грубо.

— Ты что, — сказала ему одна, которой он сделал особенно цветистый комплимент, — так и поверил, что все русские женщины — бляди? Не возбуждайся, дедок, не обломится.

А он ничего такого и не думал, и надеялся только, что эти женщины немного помягче здешних. Странно. Он когда-то читал один русский роман, и там женщины были задумчивые, деликатные, говорили своим мужчинам много чувствительных слов и готовы были ради них на все.

И какой же он дедок? Шестидесяти нет, в самом соку. Может, их моя борода пугает, подумал он. Бороду он отпустил ради зубов, чтоб прикрывать их, как-то лень было чинить. Но в бороде было уже много седины, она его не украшала, а старила, Моти пошел и подправил зубы, а бороду сбрил и сразу помолодел на десять лет.

— Эх, Матитиягу, и чего тебе неймется? — говорил ему Михаэль, тоже из русских, с которым они немного подружились. Он один так называл Моти, говорил, жалко портить такое роскошное имя. — Чего ты с нашими русскими бабами потерял? Ищи среди своих, лучше будет.

— Хочется, — упрямо отвечал Моти. — Что-то в них такое есть, другое…

— Чего другое? Что у них, п…да поперек или груди на спине? Небось блондинки нравятся, так ведь тоже крашеные.

— Есть и некрашеные…

— Да хоть и некрашеные, все равно. Другое в них только одно — ментальность. Ментальность, предупреждаю, совсем другая. Смотри, нагреешься!

— Э, ментальность. В койке справлюсь, так и ментальность пропадет.

— Да и в койке…

Но Моти не слушал приятеля и продолжал свои попытки. И наконец преуспел.

Женщина, правда, была не иммигрантка, а приехала сюда как туристка и нелегально осталась на заработки. Зато уж русская русская, Инесса. Из маленького городка в Белоруссии, но это ведь все равно. И образованная, врач, очень уж их там, в Белоруссии, нищета замучила. Она, например, рассказывала, что за десять тысяч долларов там можно купить четырехкомнатную квартиру со всеми удобствами. Все-таки в малоразвитой стране есть свои преимущества! Вот она и приехала зарабатывать на квартиру недавно женившемуся сыну, но это ей долго придется тут кантоваться, на уборке не разбогатеешь.

В этой женщине Моти нашел все, что искал. Правда, хотелось чуть помоложе, ей было уже под пятьдесят, но живая, ласковая и нетребовательная. Общаться было трудновато, приходилось по-английски, который оба знали слабо, но и в этом была своя прелесть — у них очень скоро появились свои условные жесты и интимные гримасы, ломаные английские выражения, бессмысленные для других, но понятные и смешные им обоим.

И детям она понравилась, была в меру общительна, в меру стеснительна, лишнего не молчала и лишнего не говорила. Она с радостью принимала участие в семейных и религиозных праздниках, с необидным любопытством расспрашивала про незнакомые ритуалы и обычаи. И внукам понравилась, особенно маленьким, которым показала несколько занятных игр и сама с ними играла. Внуки-подростки наперебой учили ее ивриту, и она стала понемногу его осваивать. А старики ценили, что с ней можно посоветоваться насчет болезней. Короче, все обширное марокканское семейство Моти приняло ее с симпатией.

И Моти, который завел этот роман больше из любопытства, чувствовал, что начинает всерьез привязываться к этой Инессе, и видел, что она к нему тоже. Они уже полгода жили вместе, и Моти был доволен, что она экономит свои квартирные деньги, да и на хозяйство он ей давал, не скупясь. А она быстро и ловко наладила это хозяйство, начала было кормить Моти незнакомыми блюдами, но увидела, что он не в восторге, и тут же стала учиться готовить, как ему надо, и он из благодарности ел, хотя поначалу выходило не очень. И в своей лавке он разрешил ей брать, что она захочет, и в рестораны водил, и на шашлыки с приятелями возил, и всем она понравилась. Только в Турцию не съездили, Инессе нельзя было выезжать за пределы страны, потому что она находилась тут незаконно и обратно бы уже не пустили.

Она продолжала убирать чужие дома и посылала теперь сыну все заработанные деньги. И Моти ни слова не говорил, никогда даже не спрашивал, сколько она посылает. Наоборот, нашел ей очень хорошее место в большой и богатой вилле, где платили по самым высоким расценками прямо в долларах, хотя и понимал, что тем самым приближает момент ее отъезда.

— И пусть едет! — убеждал его приятель Михаэль. — Я бы на твоем месте даже из своих подкинул, что ей недостает, и пусть уезжает скорее. Ты свое получил? Ее не обидел? Ну и не порти впечатления. Покушал сладкого — и отвали от стола, пока не затошнило.

Моти и сам знал, что надо. Но легко сказать, когда он уже так привязался. А Инесса все чаще упоминала сына, и квартиру, которую тот уже подыскал, и как скучно ей теперь будет дома без сына.

— А здесь тебе тоже скучно? — спросил Моти.

— Без сына? Конечно, скучно. Но тут у меня был ты.

— Был?

— Очень скоро будет — был. Меня вон полиция на той неделе чуть-чуть не застукала. Спасибо, хозяева сказали, не знают, где я живу. Ох, Мотинька, сердце мое, недолго нам с тобой осталось… Может, в гости когда-нибудь приедешь…

И Моти не выдержал, предложил жениться. Инесса заплакала, сказала, что не надеялась, сказала, что надеялась, сказала, что ей страшно… А Моти было страшно только отпустить ее навсегда, а так, чего страшно, он уже так хорошо ее знал.

— Не знаешь ты ее и не можешь знать, — уверял его русский приятель Михаэль. — Куда спешишь? Жалко расставаться? Она же сама говорит, захочешь — съездишь к ней когда-нибудь, повидаетесь. Ей страшно, а тебе нет? Эй, Матитиягу, наплачешься!

— Еще бы ей не страшно, страну свою бросить, сына, язык. А мне что?

— А то, что ментальности ее ты не знаешь. А она твоей.

— Знаю, знаю, ментальность у нее самая приятная, всем нравится.

Перед самой поездкой в Минск для оформления брака Моти, как положено, составил у адвоката свадебное имущественное соглашение. И все ей, разумеется, подробно объяснил. Он обязуется полностью обеспечить жену, предоставить ей жилье в своей квартире и вообще все, что необходимо для жизни. В случае его смерти все нажитое им до нее, включая квартиру, отходит, естественно, детям и внукам, на это она не претендует. С тем, однако, что проживание в квартире предоставляется ей пожизненно. Плюс он оставляет за ней право открыть отдельный банковский счет, куда будут поступать все заработанные ею деньги, и это будут ее собственные деньги, его не касается. Да еще, если он умрет, от него ей десять тысяч долларов. Но я собираюсь жить с тобой долго и счастливо, закончил он и протянул ей на подпись оба экземпляра бумаги.