– Моя совесть совершенно спокойна! – отрезала Кира Павловна и отправилась в «мещанскую обитель», как называл комиссионный юморист Женька.

Там ее поджидали три немецких платья, одно из которых вполне заслуживало быть помещенным в один из модных журналов дружественных в политическом плане стран Европы. Кира Павловна вцепилась в него сразу же, на что заведующая магазином и рассчитывала. Аквамариновый кримплен, фасон-обманка: с виду костюм, по крою – платье, мечта всех модниц Верейска.

– Берите не раздумывая, – посоветовала она жене главного инженера. – Цвет ваш! Как раз к глазам.

Кира Павловна приложила чудо-платье к груди и в благоговении замерла: точно – к лицу! Аквамариновый отсвет придал ее светлой коже прозрачности, глазам – зеленцы, а у бледно-рыжих волос появился благородный оттенок.

– Беру! – объявила Кира Павловна и протянула платье заведующей: та замялась. – Что-то не так? – озаботилась покупательница, напуганная тем, что драгоценный товар уплывет прямо из рук.

– Дороговато, – промямлила заведующая. – Платье абсолютно новое, ни разу не надеванное.

– Сколько? – поинтересовалась Кира Павловна, понимая, что это тот самый случай, когда «полцарства за коня».

Заведующая предпочла произнести цифру шепотом. Кира Павловна сглотнула, но тут же взяла себя в руки и мужественно приняла единственно верное решение:

– Беру. Но с собой ровно половина суммы. Подождете? Вечером пришлю маму.

– Подожду, – возликовала про себя заведующая, радуясь, что наивная покупательница даже не поинтересовалась, по какой цене платье было сдано в комиссионку. И чтобы у покупательницы не возникло и тени сомнения, тут же добавила: – Вы первая. Никому это платье не показывала. Как увидела его, сразу про вас, Кирочка Павловна, подумала. Про ваши глазки голубенькие. Волосики золотенькие.

Дура «Кирочка Павловна» расплылась в улыбке и ничтоже сумняшеся, довольная, отправилась восвояси, успокаивая себя: «Если что, Женечке достанется».

Тамара Прокофьевна Швейцер такого унижения (а платья с чужого плеча она расценивала именно таким образом) допустить не могла и отвела дочь к портному, известному на весь Долинск тем, что он, как никто другой, умел маскировать недостатки женской фигуры.

– Не буду скрывать, дорогая Тамара Прокофьевна, – честно признался Барух Давыдович, – проблемки с фигурой присутствуют. Сколько весит наша красавица?

Женечка потупилась, а Тамара Прокофьевна закатила глаза под потолок.

– Не надо стесняться, – заворковал портной. – Это для русского мастера серьезная задача, а мы (почему-то он обращался к самому себе во множественном числе) умеем делать прелесть там, где (Женечка напряглась) ее слишком много и так… Чего мы хотим от старого Баруха?

– Борис Давыдович, у нас свадьба, – начала Тамара Прокофьевна.

– Это уже все знают, – с тактичной улыбкой прервал ее мастер. – Когда?

– В августе, – пискнула Женечка и приподнялась на цыпочки.

– Ай-я-яй! – покачал головой Барух Давыдович. – Уму непостижимо! Прямо в августе? До августа всего месяц.

– В конце августа, – уточнила Женечка и встала бочком к зеркалу.

– Знаете, моя дорогая Тамара Прокофьевна, у вас очень грациозная девочка, – не преминул отдать должное Женечкиным прелестям внимательный еврей. – Это прекрасно. Это помогает в работе. Что будем творить? – обратился он к невесте, но ответ прозвучал из уст ее матери:

– Значит так, Борис Давыдович. Женечке нужен гардероб.

– Я думал, Женечке нужен свадебный наряд, – улыбнулся Барух Давыдович.

– Это тоже, но еще Женечке нужен гардероб.

– Мадам уже знает, из чего должен состоять ее гардероб?

– Мадам этого пока не знает, – снова вмешалась Тамара Прокофьевна, и у Женечки окончательно испортилось настроение.

– Можно я сама буду отвечать на вопросы? Вообще-то замуж выхожу я, – напомнила она матери и пожалела, что отказалась от услуг Киры Павловны, предложившей отвести ее к своему мастеру или, что прозвучало довольно странно, в комиссионку.

– Я вынужден поддержать, – очень мягко обратился к матери невесты Барух Давыдович.

– Никто и не спорит, – чуть отступила Тамара Прокофьевна и протянула портному исписанный листок. – Здесь все указано.

– Могу я читать вслух? – поинтересовался портной, в глубине души считающий, что Тамара Прокофьевна слишком строга к дочери.

– Разумеется, – дала добро заказчица и приготовилась слушать собственноручно составленный список.

– Свадебное платье – один, – процитировал Барух Давыдович, а Тамара Швейцер кивнула головой. – Платье на второй день – один. Пеньюар – два «экз». Что это – «экз»? – полюбопытствовал он у Тамары Прокофьевны.

– Два экземпляра, – расшифровала она и приготовилась слушать дальше.

– Костюм деловой – один. Халат домашний – один. Блузка – один.

– Одна, – автоматически поправила его Тамара Прокофьевна.

– Одна, – как попугай повторил портной, а потом вернул список заказчице: – Я не буду делать эту работу.

– Почему? – вздернула брови Тамара Прокофьевна, привыкшая к тому, что ей, как главному бухгалтеру крупнейшего в Долинске ресторана, подчиняются беспрекословно.

– Потому что это невозможно. – Портной стал на редкость серьезным. – Такие заказы нельзя делать за месяц. Солидные люди делают такие заказы заблаговременно.

– Ты слышала? – обернулась к дочери Тамара Прокофьевна. – Нечего было время тянуть. Где я тебе теперь возьму приличное свадебное платье?

Женечка промолчала и с тоской посмотрела на Баруха Давыдовича:

– Неужели уже ничего нельзя сделать?

– Для вас, моя красавица, можно, – поспешил успокоить обеспокоенную невесту портной. – Для вас – все, что хотите, но ваша мама должна понять старого Баруха и сократить список вдвое.

– Почему? – осталась недовольна ответом портного мать Женечки.

– Я не отшиваю ширпотреб, дорогая Тамара Прокофьевна. Для этого есть фабрика Ставского. Идите туда.

– Если бы я хотела, они бы пришли ко мне сами. Но я пришла к вам, Борис Давыдович.

– Я это ценю, Тамара Прокофьевна.

– Мы согласны заплатить две цены, – начала уговаривать портного заказчица. – За срочность.

– Я не беру денег за плохую работу. Свадьба – это вам не похороны.

Женечка с ужасом посмотрела на странного закройщика.

– Это похороны стремятся забыть сразу, как только покойника зароют в землю. А свадьба – это событие, которое люди вешают на стену. Чтобы оно было перед глазами и делало жизнь прекраснее. Я не шью на похороны, где никто не оценит чудесного кроя: какая разница, в чем гниют ваши родственники. Я шью только на свадьбы, где люди скажут: «К этой красоте приложил руку сам Барух». Это мой принцип! – торжественно произнес мастер и сдернул с плохо выбритой шеи сантиметровую ленту. – Я все-таки обмерю эту роскошь, – подошел он к Женечке и ловко обхватил талию сантиметром. – Прекрасные величины! То, что надо для женщины.