Она замешкалась всего лишь на секунду, после чего он получил чувствительный толчок в ребро.

– Ты куда вообще смотришь?! – возмутилась воспитательница и Левицкий расплылся в дразнящей усмешке:

– Все-таки ревнуешь?

– Вхожу в роль.

– Что ж, прекрасно. Кстати, мы с тобой сегодня весь вечер танцуем.

– А поесть-то можно будет? – поинтересовалась она насмешливо.

– Можно, – разрешил Роберт и, снова склонившись к ее уху, добавил:

– Главное, помни: что бы ты ни делала – сегодня ты только моя.

Хотя хотел бы он, честно говоря, посмотреть на того сумасшедшего, который пожелал бы увести его невесту в таком-то виде. Так что, в общем-то, ее наряд был только в плюс. Целее будут все.

Первая часть вечера прошла довольно спокойно. В большой зале был накрыт шведский стол, играли музыканты и сновали от группы к группе гости, которых было не так уж и много – должно быть, порядка сорока человек. Роберт физически ощущал, как всеобщее внимание приковано к их паре, и практически не снимал руки с талии своей невесты, старательно улыбаясь направо и налево, но не забывая при этом смотреть на «Танюшу» так, что только ленивый не шушукался, бросая в их сторону косые, а порой и завистливые взгляды.

И Левицкий уже даже было почти решил, что вечер пройдет неожиданно мирно, но беда, как всегда, пришла оттуда, откуда ее не ждали. А следовало бы.

Огромный торт, который вкатили в залу через час после начала ужина, имел высоту в половину человеческого роста и выглядел как настоящее произведение искусства. И был наверняка очень вкусным, но этого уже не узнал никто.

Кроме, впрочем, одного-единственного человека.

Наверно стоило бы заранее догадаться о том, что Ершова, оставленная Печенькой ради Анны, этого так просто не забудет, но Роберт был настолько занят тем, что раздевал глазами свою невесту – задача, между прочим, с учётом упаковки не самая простая – что как-то совершенно не подумал предупредить друга о том, что смена объекта для обаяния может быть весьма чревата.

Хотя предупреждать, в общем-то, нужно было и не его вовсе.

А впрочем, даже если бы знал заранее, что произойдет в тот момент, когда Ершова, Хохлова и торт встретятся на опасно близком расстоянии – Роберт ни за что бы не стал мешать такому представлению, которое развернулось в дальнейшем.

– Ох, простите, я нечаянно! – воскликнула рыжая, когда после ее толчка – Левицкий был готов поклясться, что не случайного – Анна полетела лицом аккурат в торт.

Но особенно прекрасен был ее вид в тот момент, когда она из этого торта вынырнула.

Белый крем плотно залепил ей глаза и нос, и только изо рта торчал кусок бисквита насыщенного красного цвета – очевидно, Хохлова по привычке вцепилась зубами в то, что подвернулось – и, в целом, выглядела она при этом как в комедийном ужастике, где грим актеров настолько чудовищен, что аж смешно.

Выплюнув кусок торта из рта, Анна раскинула руки в разные стороны и двинулась наощупь, при этом громко и с явными нотками истерики вереща:

– Помогите! Я ничего не вижу!

Роберт поджал губы, чтобы не смеяться, как, впрочем, и все остальные гости, исключая, разве что, Аниных родителей, которые поспешили было на помощь, но не успели.

Ибо мгновением раньше Хохлова встретилась с ногой его дорогой невесты, сохранявшей при этом полный покер-фейс, и если бы не мелькнувшее за стёклами очков едва заметное веселье – Левицкий, как и прочие, мог бы подумать, что Анна грандиозно растянулась на полу исключительно самостоятельно.

– Ты страшная женщина, – сказал он воспитательнице шепотом, когда Хохловы увели матерящуюся и наверняка красную от стыда под слоем белого крема дочь.

– Ну, ты же хотел от нее избавиться, верно? – пожала плечами Таня.

– Только не говори, что этот акт вандализма – по отношению к торту, разумеется – был спланирован заранее.

– Чистая импровизация.

– И блестящая.

– Спасибо.

Больше Роберт ничего добавить не успел, потому что в этот самый момент дядя, прокашлявшись, взял в руки бокал шампанского и постучал по нему, привлекая к себе внимание.

– Раз уж не вышло угостить вас тортом… – начал говорить он и тут же прервался, когда раздались сдерживаемые смешки. Нахмурившись и тем самым давая знать, что веселье по поводу случившегося неуместно, Петр Сергеевич продолжил:

– То давайте выпьем. Я хочу предложить тост за своего племянника и его… невесту. За Роберта и Танечку.

И вот тут-то – весьма, надо сказать, не вовремя – настал звездный час Печеньки, который до этой поры был как то ружье, которое до поры-до времени пылилось без дела, но в конце концов никак не могло не выстрелить.

– Горько! – заорал Славик во всю силу своих лёгких, и этот призыв был постепенно подхвачен всеми гостями:

– Горько! Горько! Горько!

И Роберту не оставалось ничего иного, как быстро, пока она не успела выкинуть чего-нибудь еще, привлечь к себе Таню и, обхватив ее лицо руками, поцеловать.

Десять минут спустя Левицкий захлопнул за собой дверь в спальню и перевел дух. Вечер закончился и гости постепенно расходились по своим комнатам, но финальной точки в этом спектакле поставлено ещё не было.

Дождавшись, когда в соседней комнате тоже хлопнула входная дверь, Роберт неторопливо двинулся в сторону кровати, на которую присела его невеста, попутно избавляясь от бабочки и начиная расстёгивать на себе рубашку.

– Ну, давай, – сказал он, медленно растягивая губы в усмешке, и не сводя с воспитательницы глаз, в которых искрилось веселье пополам с предвкушением.

– Что давать? – нахмурилась она, настороженно следя за его приближением.

– Стони.

– Стонать? Это ещё для чего? – вопросила Таня и сложила руки на груди в словно бы защитном жесте.

– Не для чего. Для кого.

– Ну и?

– Если ты не заметила, то справа от нас комната моего дяди, – ответил Роберт, стягивая с плеч рубашку. – А слева – жертвы торта. И им обоим стоит увериться, что наши с тобой отношения полноценны и процесс производства потомства идёт полным ходом.

– А раздеваешься ты с какой целью? – поинтересовалась она, пробежав взглядом по его груди.

– Как с какой? Чтобы тебе более вдохновенно стоналось, конечно же, – ухмыльнулся он, берясь за ремень на брюках.

– Спасибо, справлюсь и без этого.

– Ну что ж, окей, – ответил Роберт, в свою очередь, складывая руки на груди. – Удиви меня.

* * *

Напрасно я думала, что этот вечер стоит мысленно называть частью деловой сделки. Мысленно-то я его называла, но вот воспринимать именно так – не получалось. А с того самого мгновения, когда Роберт меня поцеловал – пусть и исключительно ради спектакля – меньше всего мне думалось о нашем с ним взаимодействии как о пунктах контракта, которые мы оба выполняли.