их тревожить. То есть навязать им выбор еще до выбора. На этом пути были и удачи, были и катастрофы…

На Русь семинарии пришли с относительно небольшим запозданием. «Братские школы» во Львове (1586 г.) и Киеве (1615 г.), Киевская Академия (с 1632 г.) — подражания западным христианам (для Западной Руси — врагам и учителям одновременно[132]). До Москвы это новшество добиралось еще полвека, и первая семинария у нас появилась в 1685 году.

Вроде все, как в Европе, пусть и чуть позже… Но отличие есть: в католическом мире семинарии лишь дополнили собою мир образования вообще и церковного образования в частности. Семинарии в Европе появились позже университетов. И позже монашеских орденов, ставивших своей целью именно педагогику, образование и миссионерство.

В Москве же создание Славяно-греко-латинской Академии вообще было первым регулярным образовательным проектом. Вокруг него и до него не было ни университетов, ни публичных библиотек, ни монастырских образовательно-научных центров…

В 1209 году мэр Оксфорда повесил двух или трех преподавателей в наказание либо за преднамеренное, либо за непредумышленное убийство женщины учеными. Университет начал забастовку. Они требовали, чтобы их объявили клириками и чтобы только церковный суд мог разбирать их дела. Пример был недалеко: в Париже профессора Сорбонны получили клерикальный статус в булле папы Целестина III от 1194 года (окончательно подтвержден хартией привилегий, пожалованной парижским ученым королем Филиппом II в 1200 году). И в случае с Оксфордом папа был на стороне профессуры.

Забастовка в Оксфорде длилась пять лет. За эти годы масса преподавателей и студентов мигрировала в университеты Парижа, Рэдинга и Кембриджа (с этой поры местная школа также стала университетом). Оксфордский университет пребывал фактически в бездействии вплоть до примирения короля Иоанна с Иннокентием III в 1214 году. В этом году папству представилась возможность удовлетворить жалобы ученых посредством решения, вынесенного папским легатом Николаем, епископом Тускулийским. «Это был именно тот легатский указ, который проложил путь для открытия оксфордских школ вновь. Решение папского легата от июня 1214 года являлось равносильным первой хартии привилегий Оксфордского университета. Папское вмешательство в пользу оксфордских ученых стало решающим в последующем долгосрочном выживании университета»[133].

Мыслим ли подобный конфликт на Руси в те же годы? Можно ли себе представить, что группа киевских или владимирских профессоров идет на конфликт с местным князем и митрополитом, жалуется в Константинополь Патриарху и в ожидании его решения переезжает куда-нибудь в Софию?..

Сопоставляем три даты. 988 год — Крещение Руси. 1685 год — появление первой богословской школы, то есть такой, которая ставит задачу более высокую, нежели простое обучение грамотности. И получаем: 700 лет без богословского интереса и усилия!

И третья дата — 1499 год. Время публикации Геннадиевской Библии. Первый полный свод библейских книг на церковно-славянском языке. И снова вопрос: отчего за полтысячи лет ни у кого из русских иерархов и князей не возмутилась совесть, как же это мы числим себя христианами, а полного текста Слова Божия не знаем?! И лишь появление ереси жидовствующих, цитировавших не знакомые русским библейские тексты, заставило восполнить эту лакуну.

Инициатор библейского перевода новгородский архиепископ Геннадий красочно описал экзамен, устроенный им грамотеям, претендовавшим на место священника:

«Вот приводят ко мне мужика, я приказываю ему читать Апостол, а он и ступить не умеет, приказываю ему дать Псалтирь, а он и по ней едва бредет. Я отказываю ему, а на меня жалобы: земля-де такова, не можем добыть, кто бы умел грамоте. Вот и обругал всю землю, будто нет человека на земле, кого бы ставить в священство».

Геннадий предлагает завести школы, в которых учили бы «грамоте и Псалтири» — из минимализма требований следует и уровень грамотности духовенства. В Новгороде грамотность была распространена шире, чем в других землях, так что Геннадий имел основание для иронии по поводу незадачливых претендентов в попы. Особое возмущение владыки вызывало то, что невежи, став священниками, плохо учат учеников и к тому же берут с них непомерную плату: «Мужики-невежи учат ребят грамоте и только портят, а между тем за учение вечерни принеси мастеру кашу да гривну денег, за утреню то же или и больше, за часы особо… а отойдет от мастера и ничего не умеет, едва-едва бредет по книге и церковного порядка вовсе не знает» (Письмо к московскому митрополиту Симону)[134].

Греческий язык русской церковной элите этой поры не знаком. Даже в середине XVI века преп. Максим Грек переводит греческие тексты сначала на латынь, а уже с латыни кремлевские дипломаты перелагают их на русский.

Вот и для Геннадиевской Библии пять книг, ранее не знакомых славянам, пришлось переводить не с еврейского и не с греческого, а с латыни. В роли переводчика выступил чех, католик, монах доминиканского ордена — «презвитер, паче же мних обители святаго Домника, именем Вениямин, родом Словении, а верою латынянин». И особый вопрос: а сколько же экземпляров Геннадиевской Библии было переписано? Успели ли за 10 лет (до ссылки свят. Геннадия в 1504 году) переписать хотя бы по одному экземпляру для каждой из русских епархий? На вопрос о тираже этого издания специалисты называли мне цифру 5—10 экземпляров… (в самом деле, по заказу несомненно более энтузиастического, властного и богатого римского императора Константина было сделано лишь 50 экземпляров, и то не всей Библии, а только кодексов Нового Завета).

Миссионерская традиция не может существовать без традиции школьно-богословской: прежде чем нести другим свою веру, надо самому ее хорошенько узнать. А вот это русским людям было затруднительно сделать. Школы отчего-то у нас не приживались. Да и в тех, что иногда и кое-где возникали, обучение не шло дальше овладения элементарной грамотностью[135]. Ни одного учебника богословия Древняя Русь нам не оставила.

В XIV веке «Поучение св. Евсевия» пристыжает духовенство: «А мы, священники, от людей еду и одежду приемлем. Всегда, не трудясь, чужие грехи едим. Хлеб от людей принимаем, а книги по небрежению не имеем, только имение берем: села, коней, различные облачения. Как же это не зло? Еще же и учащих нас ненавидим, если кто начнет повествовать нам истину. Пития и брашна различна более простых людей приемлете, приемля сан священнический только ради чрева. Поистине невежа поп, неразсуден и