— Э, судья! — окликнул Большой Редж.

— Спокойно, господин Пепе. — Эстер продолжила, глядя на женщин: — Не понимаю, в чем ваш интерес, девушки; так или иначе, это не способ отомстить папочке. Слово «потаскуха» вам знакомо?

Они заморгали.

— Подсказываю: вы — потаскухи.

— Правильно, так их! — крикнула Майли Бадонис.

Судья пригвоздила ее взглядом:

— Мисс Бадонис, поговорку про соринку в чужом глазу знаете?

— Э-э… нет.

— Тогда закройте рот и слушайте. Итак, дамы, кто такая «потаскуха»?

— Ну типа шлюха, — сказала та, что была слева.

— Да. И нет. Шлюха связывается с кем попало. А потаскуха, что, по-моему, гораздо хуже, готова даже с таким, как Реджинальд Пепе. Короче говоря, мисс Бадонис больше не хочет быть потаскухой. У вас тоже есть такая возможность. Советую ее не упустить.

Упустят. Эстер таких уже видела.

— Господин Пепе!

— Чего, судья?

— Хотела бы я сказать вам то же, что мне говорила бабушка: нельзя скакать на двух лошадях сразу…

— Можно. Только уметь надо, хе-хе-хе.

Боже.

— Хотела бы сказать, но вы совершенно безнадежны. Я бы назвала вас навозом, только будет ли это справедливо по отношению к навозу? От него ведь нет никакого вреда, в то время как вы, жалкая пародия на человека, всю жизнь оставляете за собой только грязь и разорение. Ах да, и еще потаскух.

— Эй, — Большой Редж, улыбаясь, развел руки, — вы меня обижаете.

«Н-да, в этом мире правят мужчины», — подумала Эстер и обратилась к истице:

— Увы, мисс Бадонис, быть жалкой пародией на человека не противозаконно. Вы сами вручили ему деньги. Доказательств того, что давали на время, нет. Даже если бы мерзким мужиком, который одолжил, в общем, симпатичной, хотя и наивной женщине, были, наоборот, вы, ничего бы не изменилось. Итого, объявляю решение в пользу ответчика. А его объявляю отвратительным типом. Дело закрыто.

— Йо-хоо! — радостно завопил Большой Редж. — Эй, судья, если вы сегодня свободны…

Снова пустили музыку, но Эстер даже не обратила внимания — зазвонил мобильный. Увидев номер, она торопливо вышла из студии, нажала кнопку «ответить» и спросила:

— Ты где?

— Уже возле дома, — сказал Эд Грейсон. — И похоже, меня сейчас арестуют.

— Съездил, куда сказала?

— Да.

— Хорошо. Потребуешь адвоката — и дальше молчи. Скоро буду.

Уэнди удивилась, когда на дорожке возле своего гаража заметила «харли-дэвидсон» Попса. Вымотанная долгим допросом, с трудом передвигая ноги, она прошла мимо старого «кабана», как называли эти мотоциклы, взглянула на густо облепившие его потертые наклейки с американским флагом, знаками Национальной стрелковой ассоциации и эмблемами ветеранов зарубежных войн, слабо улыбнулась и открыла дверь.

— Попс?

Он, топоча, вышел из кухни.

— А пива-то в холодильнике и нет.

— Его тут никто не пьет.

— Да, но вдруг гости?

Уэнди приветливо взглянула на бывшего свекра:

— Глаголешь истину.

Попс подошел и обнял ее — крепко, душевно. Слегка пахнуло кожей, сигаретами и — ну а как же — пивом. Свекор (ни черта не «бывший») имел тот самый вид ветерана вьетнамской войны: лохматый, похожий на медведя, он весил фунтов двести шестьдесят, сипло дышал и носил седые, пожелтевшие от табака усы с закрученными кончиками.

— Без работы теперь?

— Кто сказал?

Попс пожал плечами. Уэнди задумалась. Вариант был один: Чарли.

— И решил заглянуть?

— Проезжал тут мимо… а почему бы не устроить привал? Где внук?

— У друга. Скоро придет.

Попс внимательно взглянул на нее и заметил:

— Видок у тебя тот еще.

— Спасибо за комплимент.

— Расскажешь?

Она кивнула, и Попс пошел сделать по коктейлю.

Сидя на диване и выкладывая историю о стрельбе, Уэнди нехотя призналась себе, до чего в ее доме не хватает мужчины.

— Застрелили насильника, педофила, — сказал Попс. — Месяц буду в трауре, не меньше.

— Тактичное заявленьице.

— Ну, знаешь, у всего есть пределы. Кстати, встречаешься с кем-нибудь?

— Вот так сменил тему.

— Не увиливай.

— Нет. Ни с кем.

Попс покачал головой.

— Что?

— Человеческим особям нужен секс.

— Я запомню.

— Серьезно. Ты же в самом расцвете. Найди себе кого-нибудь.

— Думала, вы в правом крыле НСА против секса до брака.

— Не-ет, это мы так говорим, чтобы на нашей поляне стало поменьше конкурентов.

— Находчиво, — улыбнулась Уэнди.

— А еще в чем дело?

Слова вырвались сами:

— Приходили письма от Арианы Насбро.

Наступила пауза.

Джон был единственным ребенком Попса. Остаться без мужа — тяжелый удар, но потерять ребенка… Боль на лице Попса жила с тех самых пор — пульсировала и никогда не исчезала.

— Так чего же хочет наша дражайшая Ариана?

— Проходит «Двенадцать шагов».

— Вон что. И какой из них ты?

— Восьмой или девятый. Не помню.

Разговор прервала с треском открывшаяся дверь — Чарли явно заметил мотоцикл.

— Попс приехал?

— Мы здесь, малыш, в гостиной.

Сияющий Чарли вбежал в комнату:

— Попс!

Других дедушек и бабушек у него не осталось — родители Уэнди умерли до рождения внука, а Роуз, мама Джона, скончалась от рака два года назад.

Двое мужчин (хотя Чарли — еще совсем мальчишка, пусть и перерос деда) стиснули друг друга изо всех сил, зажмурив глаза. Попс обнимался только так — самозабвенно. Уэнди снова кольнула мысль о том, как же ей с сыном не хватает отца и мужа.

Наконец парочка расцепилась, и Уэнди попробовала вернуть их на землю:

— Как дела в школе?

— Тоска.

Попс обхватил внука рукой за шею:

— Не против, если мы прокатимся?

Она хотела возразить, но передумала, увидев, с какой надеждой глядит Чарли. Угрюмый подросток исчез — перед ней стоял прежний мальчишка.

— Запасной шлем есть?