Савка спрыгнул, помог Ждану подняться. Отроки не вернулись в седла и до дома шли пешком. Лют остановил коня возле гнутого плетня: свет луны превратил ветки в сплетенные кости, горшок на жерди – в череп. Пригляделся к закрытым ставням, и точно – щели сочились желтоватым светом.

Стрый оглядел близстоящие дома, сказал хмуро:

– Крепко спят. Каждую ночь, что ли, у них так воют?

Лют добавил воеводе в тон:

– Собак нет – странно.

Буслай соскочил на землю. Савка подошел, взял поводья. Гридень обратился к спешившемуся Люту:

– Как думаешь, что это в лесу выло?

– Не знаю. Неспроста выли, будто звали кого-то.

Буслай сдержал дрожь. Руки привычно сомкнулись на топорище.

– Кто в хату пойдет? – спросил он у Стрыя.

Воевода улыбнулся. Жутковато отразился от зубов лунный свет.

– Еще не догадался? – удивился Стрый деланно.

Гридень вполголоса ругнулся и выхватил топор.

– Савку возьми, а мы тут на всякий случай постоим, – добавил воевода.

Отрок поспешно кивнул. В свете луны лицо его было белее муки, булава в руке тряслась. Буслай взглядом велел держаться сзади и открыл калитку. Противный скрип петель хлестнул ночной воздух словно бичом. Гридень стиснул зубы, черные ругательства уткнулись в крепкий частокол и осыпались в горло.

Мелкими шагами Буслай пошел к крыльцу, Савка двигался на три шага позади. Его льняная голова постоянно вертелась, древко булавы жалобно скрипело под судорожным хватом пальцев.

– Чего таитесь? – громыхнул воевода. – Если есть кто живой, давно проснулся.

Буслай игнорировал оклик и пару раз ругнулся. Савка услышал ругань и покраснел так, что кончики ушей задымились.

Гридень подошел к крыльцу. Стена дома скрыла ночное светило, и в грянувшей темноте он едва отыскал дверь. В воздухе растаяли три стука. Буслай отступил, звеня кольчугой, расположил топор поперек груди, чтобы в случь чего…

Из-за двери раздался еле слышный голос:

– Входи, не заперто.

Буслай сглотнул ком, оглянулся на воеводу. Стрый насмешливо изломил бровь: мол, чего от меня хочешь? Да еще Лют, зараза, лыбится ехидно, его бы сюда… Савка глянул вопросительно.

– Держись сзади, – буркнул гридень.

Дверь со скрипом отворила нутро избы, освещенное лучинами: широкая лавка, рядом пустой стол, столешница покрыта многочисленными царапинами, по краю зарубки. Из правого угла на вход взглянуло устье печи, из вороха шкур и одеял наверху уставились глаза на бледном лице.

Буслай подозрительно уставился на худого хозяина избы. Да и как глядеть на гладко выбритого молодого человека? Хорошо хоть есть копна волос цвета потемневшей пшеницы, а то уличил бы ведьмака. Тот глянул насмешливо, взгляд ушел за спину Буслаю. Савка благовоспитанно поздоровался.

– И ты будь здрав, – кивнул хозяин.

Буслай, скрипя половицами, прошел в середину горницы. Оглядел углы, скривился при виде косм паутины.

– Запустил дом, хозяин.

Лежащий на печи молча кивнул. Буслай повертел в руках топор, опустил.

– Молчалив ты, – пробормотал гридень. – Он, – ткнул пальцем в сторону отрока, – зовет меня Буслаем, а я его – Савкой.

Хозяин разлепил бескровные губы:

– Меня Нежеланом кличут.

Гридень потоптался: захотелось сесть на лавку – нелепо стоять и вести беседу с лежачим. Но что-то его удержало. Савка почтительно молчал, ждал, что старший скажет. А Буслаю и сказать было нечего, брякнул невпопад:

– Чего не спишь, лучины палишь? Рарога, что ли, высиживаешь?

Савка представил, как по истечении девяти дней и ночей лопается яичная скорлупа и из-под… э-э… седалища мужика вырывается пламенная птица с хищным клювом, и усмехнулся. Лицо Нежелана осталось спокойным, глаза в свете лучины ярко блеснули. Улыбку отрока как ветром сдуло, и он невольно попятился.

Буслай взглядом успокоил Савку и обратился к Нежелану:

– Мы из леса вышли, не знаем, где оказались. Скажи, как называется деревня и где ближайший город?

Невозмутимое лицо исказилось удивлением. Нежелан приподнялся на локте:

– Из леса? Так вы не из Дубков?

– Каких еще Дубков?

Шкуры мягко зашуршали. Нежелан свесил босые ноги с печи, но спрыгнуть побоялся. Буслай напрягся, готовый к неожиданному.

– Как прошли через лес? – спросил Нежелан с жарким любопытством. – Туда почитай лет сто никто не ходил.

Буслай небрежно пожал плечами:

– Прошли, и все. Хоть нечисть пыталась пакостить, но не тронула, лишь ухала глумливо.

– С вами ведьмак?

Буслай чуть не выругался, но прикусил язык – не хватало, чтобы бранился при государыне-печи.

– Сказал бы тебе, да печь в избе, – процедил гридень. – Отродясь воины с ведьмаками не водились, наша защита – честная сталь, а не силы колдовские.

Нежелан промолчал, но огонек любопытства в его глазах разгорелся.

– А куда путь держали?

Савка ответил прежде, чем Буслай успел шикнуть:

– К князю Вышатичу.

Нежелан кивнул, и Буслай перевел дух: имя знакомо – значит, хотя бы в соседних землях находятся.

– До стольного града два дня пути.

Обманул вазила, подумал гридень. Напарил Люту, что будут через двое суток, а тут один день истратили на блуждание, осталось два.

– Спасибо, Нежелан, за ответ. Позволь заночевать, коней пристроить, а поутру мы тебя оставим.

Нежелан горько усмехнулся. Лицо приобрело такое выражение, что Буслай вскинул топор, а Савка – булаву.

– Теперь вижу, что вы чужеземцы. Но не злые, – усмехнулся хозяин.

– А ты кого ждал? – спросил Буслай настороженно. – Если не хочешь пускать ночевать, сделай милость, разбуди соседей, может, они дружелюбнее будут.

На лице Нежелана заиграла печальная улыбка.

– Не стоит, кольями забьют. Побоятся, что съедят, как других, – добавил он буднично.

Савка едва булаву не уронил – так колени задрожали. Буслай крепче стиснул топорище и процедил сквозь зубы:

– А кто людей ест, не ты? То-то у тебя свет горит.

Хозяин мотнул головой, спрыгнул с печи и босой прошлепал по половицам, скрипнул лавкой и локтями уткнулся в столешницу.

– Садитесь, гости нежданные.

Савка и Буслай осторожно присели на лавку. Нежелан повел речь:

– У нас люди стали пропадать по ночам. Вечером ляжет семья в полном сборе, а наутро одного недосчитаются. И ни звука, ни следа. Потом нашли разорванное пополам тело девочки. Взял страх. Коситься друг на друга начали, а староста смекнул, что упырь лютует.