– Серьезно? У вас здесь имеется особый отдел прелюбодеяний?

– Ну, можно и так сказать.

– Похвально. В Софии нет подобных отделов.

Его блаженство был препровожден куда следует.

– Ну а вы, желаете пообщаться с Дигби-Смитом, не так ли?

– Желаю?

– Да, он, несомненно, заинтересуется Либерией.

Прибыл еще один провожатый и увел Бэзила. В коридоре их остановил маленький, плохо выбритый человек с чемоданом.

– Простите, не скажете, как пройти в отдел Ближнего Востока?

– Вам вот сюда, – указал Бэзил. – Но там вам мало чем помогут.

– О, они заинтересуются тем, что у меня здесь в чемодане. Все заинтересовывались. У меня здесь бомбы, и ими можно снести крышу со всего этого здания, – пояснил безумец. – Я таскаю их из кабинета в кабинет с самого начала этой чертовой войны, иногда мне кажется, что взорвать их всех было бы самое милое дело.

– Кто направил вас в отдел Ближнего Востока?

– Парень по фамилии Смит. Дигби-Смит. Очень заинтересовался моими бомбами.

– Вы уже были у Полинга, да?

– Полинга? Был. Я вчера у него был. Он тоже очень заинтересовался. Я же говорю, что все заинтересовываются. Он-то и посоветовал показать бомбы Дигби-Смиту.

Мистер Бентли пространно рассуждал о трудностях и малых возможностях служащих министерства:

– Если бы не журналисты и не чиновники, – говорил он, – все было бы гораздо проще. Они считают, что министерство и существует-то единственно для их удобства. Строго говоря, я вообще не должен иметь дело с журналистами, я ведь здесь книгами занимаюсь, но они вечно спихивают на меня посетителей, когда те очень уж им докучают. Да что журналисты! Утром ко мне заявился человек с чемоданом бомб!

– Джеффри, – наконец перебил его Амброуз, – скажите мне, известен я как писатель левого направления?

– Конечно, мой дорогой, очень известен.

– Именно левого направления?

– Конечно, очень левого.

– И известен, я имею в виду, не только в левых кругах?

– Разумеется. А почему вы спрашиваете?

– Мне просто интересно.

Их разговор был прерван на несколько минут вторжением американского военного корреспондента, добивавшегося от мистера Бентли подтверждения слухов о прибытии в Скапу польской подводной лодки, а также о его аккредитации туда с поручением разузнать все это самолично; вдобавок мистер Бентли должен был прикомандировать к нему польского переводчика и объяснить, какого черта информацию о польской подводной лодке предоставили этому недоноску Паппенхакеру из Херстовского концерна, а не ему.

– О господи, – вздохнул мистер Бентли, – почему же вас направили ко мне?

– Я, кажется, числюсь у вас, а не в пресс-бюро.

Выяснилось, что это действительно так: как автор «Судьбы нацизма», книги, шедшей нарасхват по обеим сторонам Атлантики, этот человек был записан не журналистом, а литератором.

– Для вас это только лучше, – сказал мистер Бентли. – В нашей стране звание литератора гораздо выше, чем звание журналиста.

– Поможет ли мне это звание попасть в Скапу?

– Мм, нет…

– Получить польского переводчика?

– Нет.

– Так на черта мне звание литератора?

– Я переведу вас в другой отдел, – пообещал мистер Бентли. – Ваше место – это пресс-бюро.

– Там сидит какой-то юный сноб, который разговаривал со мной так, будто я дохлая мышь, которую притащила кошка! – пожаловался автор «Судьбы нацизма».

– Он больше не будет так с вами разговаривать, если вы официально станете там числиться. Но раз уж вы сейчас здесь, то как вы отнесетесь к предложению написать для нас книгу?

– Нет.

– Нет? Ну, надеюсь, что в Скапу вы так или иначе попадете… Никогда ему туда не попасть, – добавил мистер Бентли, когда дверь закрылась, – никогда и ни за что, будьте уверены. Вы его книгу читали? Удивительно глупая книга. Он пишет там, что Гитлер тайно женат на еврейке. Один Бог знает, что он напишет, если пустить его в Скапу.

– А если все-таки ему удастся туда попасть, что, по-вашему, он способен написать?!

– Что-нибудь крайне скандальное, не сомневаюсь, но ответственность за это мы нести не будем. Или будем? Как вам кажется?

– Джеффри, вы сказали, что я широко известен как левый писатель. Подразумевает ли это, что, если фашисты придут к власти у нас, я буду у них в черных списках?

– Несомненно, мой дорогой.

– Они творили ужасные вещи с левой интеллигенцией в Испании.

– Да.

– И это же творят сейчас в Польше.

– Да.

– Ясно.

На несколько секунд их разговор прервало появление архимандрита. Тот выразил огромную готовность написать книгу об интригах нацистской коалиции в Софии.

– Вы полагаете, что сможете помочь перетянуть Болгарию на нашу сторону?

– Это будет плевок в лицо болгарам, – заявил его блаженство.

– Думаю, он способен написать отличную автобиографию, – сказал мистер Бентли, когда священник покинул их. – В мирное время я бы заключил с ним договор.

– Джеффри, вы всерьез считаете, что я мог бы попасть в черные списки левой интеллигенции?

– Конечно, всерьез. В первую же строку списков. И вы, и Петруша с Цветиком.

От упоминания этих двух знакомых имен Амброуза слегка передернуло.

– С ними все в порядке, – сказал он. – Они в Штатах.

Бэзил и Амброуз встретились на выходе из министерства. Они задержались на минутку, наблюдая короткую стычку автора «Судьбы нацизма» с полицейским охранником. Судя по всему, американец в припадке раздражения порвал клочок бумаги, являвшийся пропуском, и теперь охрана его не выпускала.

– В каком-то смысле мне даже жаль его, – заметил Амброуз. – Это не то место, где хочется пробыть до самого конца войны.

– Мне предложили здесь работу, – соврал Бэзил.

– И мне тоже, – сказал Амброуз.

Они вместе шагали по сумрачным улицам Блумсбери.

– Как Поппет? – наконец нарушил молчание Бэзил.

– Взбодрилась после твоего ухода. Пишет и пишет. Безостановочно, как сенокосилка.

– Надо будет выбрать время и заглянуть к ней. С тех пор как вернулась Анджела, я так занят. Куда мы идем?

– Не знаю. Мне некуда идти.

– И мне идти некуда.

На улице повеяло вечерней прохладой.

– Я чуть было не вступил в Ударный гвардейский пехотный полк, – сказал Бэзил.