class="p1">— Есть! — сержант молодцевато козырнул и развернувшись к бойцам гаркнул:

— Взвод, в две шеренги становись!

Убедившись, что дело пошло, я вернулся к трибуне, где Филимонов уже закончил писать, и забрал у него документы, сложил их и осмотрелся. Похоже, рабочих на митинге будет совсем мало, ну и правильно, нечего время зря тратить. Но зато пришло около пятидесяти пионеров в красных галстуках, которые скучковались около автомобилей и смотрели, как бойцы учатся строиться. Также уже подтянулись старшеклассники комсомольцы, и несколько десятков женщин различного возраста. Вскоре подъехал автобус и оттуда выбрались полтора десятка человек, в том числе пара фотографов, один кинооператор и Лиза Большакова, увидев которую, я направился к приехавшим.

— Ты как тут? — удивленно спросила Лиза, когда я к ней подошёл. Видимо, она была не в курсе, что это именно я возглавляю автоколонну.

— Да вот, — я жестом махнул в сторону машин, — Поручили доставить на фронт.

— Добровольцем? — вновь спросила она и, дождавшись моего утвердительного кивка, пожаловалась, — А меня не пускают, я уже с нашим первым секретарем ругалась и в ЦК написала!

— Здесь ведь тоже много работы, так что, может быть, они правы.

— Вот и ты туда же, — с горечью и обидой в голосе констатировала Лиза.

— Ты лучше послушай, что я тебе скажу. Хотел с тобой раньше связаться, но тут так всё завертелось… Короче, дело вот в чём — тех самбистов, что у нас занимались, нерационально направлять служить в обычные части, больше пользы от них будет в разведывательных и диверсионных подразделениях, после небольшой дополнительной подготовки.

Лиза задумчиво помолчала немного и кивнула:

— Да, наверное, ты прав, надо этим заняться, может так и мне на фронт попасть получится! — она замолчала, видимо, в уме прикидывая план работы, — Жаль, что много кого уже забрали, но и осталось ещё немало. Сегодня же поговорю с Первым!

В это время я увидел, что Филимонов машет нам рукой, сказал Лизе, и мы вместе с корреспондентами направились к помосту. Когда мы подошли, Филимонов с трибуны заявил:

— Товарищи, прошу внимания! Митинг, посвященный отправке автомобилей на фронт, объявляю открытым, — выждав минуту, пока народ подтянется, он начал, — С начала войны Горьковский автомобильный завод отправил на фронт более тысячи машин, но сегодня мы отправляем особенные автомобили, они созданы на средства сотрудников завода, которые самоотверженным трудом и своими сбережениями делают всё для помощи нашей родной Красной Армии! — он сделал паузу, чтобы присутствующие могли поддержать его интенсивными аплодисментами, и вскоре продолжил, — Так же хочется представить Вам незаурядного человека — Ковалёва Андрея Ивановича, который возглавит эту автоколонну, его интересная судьба стоит того, что чтобы остановиться на ней подробнее. Он родился и вырос в русской семье в белопанской Варшаве и встретил наступление немецко-фашистских войск в составе польской армии первого сентября тридцать девятого года, — (вот это номер! Прямо скажем неожиданно!) — Проявив недюжинные смекалку и героизм, он захватил немецкий новейший танк и, уничтожая по пути вражеские отряды, смог пробиться на территорию, освобожденную Красной Армией. Советское правительство по достоинству оценило этот подвиг и наградило его орденом Красного Знамени. Оказавшись в СССР, он поступил в горьковский автомобильный техникум, где вступил в комсомол и зарекомендовал себя как образцовый студент и активист-общественник, но в декабре сорокового года нашей стране потребовались опытные солдаты, и он вновь отправился на фронт, где в многочисленных боях с белофиннами показал смелость и героизм, за что и был награжден орденом Красной Звезды. С лета сорокового года он уже трудился на нашем автозаводе, совмещая работу с учебой в техникуме, был инженером на опытном производстве и изобретателем. И вот теперь снова, когда Родина в опасности, он попросил снять с него бронь и направить его добровольцем в действующую армию, чтобы сражаться с врагом!.. — Выждав короткую паузу для аплодисментов, Филимонов провозгласил, — А теперь слово предоставляется дважды орденоносцу, младшему лейтенанту Ковалёву Андрею Ивановичу, — и ушел с трибуны под громкие аплодисменты.

«Ну Федор Петрович, ну подкузьмил, вот сюрприз так сюрприз» — думал я, стоя на трибуне, пока восторженные аплодисменты не давали возможности говорить, но вскоре они затухли и я начал:

— Товарищи, на нашу страну подло напал сильный и коварный враг, который хочет поработить нас так, как он поработил многие страны Европы. Но здесь он просчитался. Нас ему не победить, потому что у нас есть товарищ Сталин и Коммунистическая партия! — гром аплодисментов, — Советский народ гораздо смелее и трудолюбивее поверженных европейцев, поэтому враг будет разбит и победа будет за нами! — гром аплодисментов, — Но уверенность в победе не должна порождать самоуспокоенности. Каждый на своём месте должен делать всё, что в его силах и даже больше для нашей скорейшей победы!

Под третий вал аплодисментов я сошел с трибуны, на которую поднялась Лиза Большакова и произнесла зажигательную речь, полную лозунгов и уверенности в победе. Затем выступило ещё три оратора, после чего митинг закончился, а ко мне пошли фотокорреспонденты и кинооператор, которые попросили меня сфотографироваться и дать возможность снять, как бойцы занимают место в машинах. Я согласился выполнить их просьбы, но сначала надо было заняться подразделением. Подойдя к строю, я взял в руки список личного состава роты и стал по порядку вызывать бойцов и проверять у них документы. При этом выяснилось, что у бойцов нет солдатских книжек, что, в общем, было довольно распространенной практикой, но зато у всех были удостоверения шофёра, а у девяти бойцов имелись комсомольские билеты.

Закончив с документами, я приступил к осмотру машин. Внешне вроде всё нормально. ГАЗ — ММ выпускается ещё в довоенной комплектации — кабина и двери железные, крылья штампованные, задние колёса сдвоенные. Проверил топливо — бензобаки полные и у каждой машины в запасе по две канистры — хватит до Москвы, а там заправимся, талоны есть. Удостоверившись, что всё готово, я немного попозировал перед фотографами, затем забрал у Федоткина мешок с пайком, скомандовал: «По машинам!» и сел за руль в свою полуторку. Правда, пришлось подождать, пока бойцы попрощаются со своими родными. Я-то не стал сюда Болеславу тащить, мне её рыданий и дома хватило, а у многих бойцов родственники пришли и теперь спешно прощались, не сдерживая слёз. Требовательно нажав на клаксон, я направил автомобиль в сторону Московского шоссе и грузовики колонной неспешно потянулись за мной.

Через полчаса, выехав за пределы города я остановился, пересчитал машины и людей, поставил Федоткина замыкающим, а сам поехал в голове колонны. Шоссе Горький-Москва представляло из себя двухполосную отсыпанную гравием дорогу, по которой довольно сложно было ехать со скоростью сорок