– А тот что?

– Ответствовал, что вздернуть Орлова можно и в неделю.

– Славный ответ. Отличить молодца.

– Такоже известно от верных лиц, что Орлов имеет беседы с иерархами Церкви, в которых поносит ваше величество, называя себя верным защитником православия.

– К долгополым, значит, Гришка подался. Ну и быть ему самому долгополым! Я ему cue «православие» припомню. Что полюбовница братца его рассказывает? – Тяжелый вздох, раздавшийся в кабинете, казалось, был явственно слышен и без связи через версты, нас разделявшие.

– Утверждает, что она дочь Елизаветы Петровны и, стало быть, прямая государыня всея Руси. Обещает отречься от власти в вашу пользу, ежели вернут ее к законному супругу графу Алексею Орлову.

– А Алехан что же?

– В Острове из конюшен не вылезает. В разъяснении своем написал; .мол, вез передать ее в руки вашего величества; венчал их ложно поп-расстрига из команды флагмана; ну и, мол, предан...

– Ах каков подлец! Самозванка-то покрепче, чем он, духом будет. Ладно, продолжай дознание. С Орловых глаз не спускать! В Остров вели послать команду преображенное, пусть поберегут героя. Хотя постой, днями он сам здесь явится. Чесму праздновать будем. Но людей вели к нему приставить. Что там наши искатели вечной истины? Отыскали свою исконную мудрость?

– С позволения вашего величества, наш человек докладывает, что бывший гофмейстер герцога Брауншвейгского господин фон Рейхель, мастер масонский, привезший в Россию шведскую систему строго повиновения, ведет переговоры с действительным статским советником Елагиным о соединении восемнадцати российских лож под единым уставом.

– Строго повиновения, конечно же? Дабы умники наши, сами того не ведая, работали на дядю Фрица? Пожалуй, это уж слишком!

– К этому следует добавить, ваше величество, что известный маг, прорицатель и великий магистр граф Калиостро более недели тому появился в Митаве, творил там всякие чудеса и якобы изъявлял желание далее ехать в Санкт-Петербург.

– Что этому шарлатану здесь надо-то?

– Не могу знать, ваше величество.

– А должен бы. На то я тебя секретарем и держу. Узнай и доложи. Ладно, давай сообщай, о чем пишет наш дорогой кузен король английский. Вижу, не терпится тебе.

Судя по паузе, наступившей после этого вопроса, Безбородко явно замялся, подыскивая слова.

– Видите ли, ваше величество. Король Георг III просит у вас помочь ему военной силой против американских мятежников.

– Что же это у него, солдаты перевелись?

– Дело в том, что генералы, коих Георг посылает в колонии, такие же масоны, как и те, кто воюет против них на стороне повстанцев.

– Вот тебе и еще один резон, чтобы искоренить cue вредное семя. Так чего же хочет от нас Георг?

– Ваш кузен обещается заплатить по двадцать пять соверенов за каждого конного и по десять за пешего. Плюс к этому он готов взять на себя все расходы по снаряжению похода. А это составляет...

– Ты толком говори! Расчеты я и сама вести умею.

– Король Георг просит двадцать тысяч казаков для подавления мятежа.

– Это он верно придумал. Среди казаков масонство не в заводе. Да только где я ему двадцать тысяч казаков-то сыщу. Они, поди, не на грядках растут...

– Король Георг обещает широкие морские привилегии для России. К тому же он пишет, что король Франции Людовик XVI тайно помогает инсургентам оружием и людьми.

– Морские привилегии для России вещь полезная. Ежели Англия для нас навигацкий акт отменит, из того большая польза проистекать будет. Да и Людовику нос укоротить не мешало бы, чтобы не совал его в чужие дела. Да только казаков где взять? Хотя... – Екатерина помедлила. – Есть тут у меня одна мысль. Бредовая, но отчего бы не попробовать?

Даже по закрытой связи было слышно, что мысль, пришедшая в голову императрице, была весьма ей по вкусу.

– Что, если мы в Америку отошлем Емельку Пугачева с его разбойниками? А вдобавок еще и своих масонов отдадим. С правом казнить их лютой смертью, коли брыкаться станут.

Безбородко явно был ошеломлен подобным предложением.

– Мысль великая, государыня, – придя в себя, выдавил он. – Да вот только как cue предприятие свершить?

– Это твоя забота, голубь мой. Думай. Завтра мне свои соображения изложишь. Есть ли еще дела?

– Никак нет, ваше величество.

– Тогда свободен. Да, вот еще что: найди-ка Циклопа, пусть сходит к князю Васильчикову да выгонит его из дворца. Пускай тот катит в Москву и впредь до моего повеления не возвращается. И вот, – Екатерина сделала паузу, видимо, обдумывая слова, – разузнай-ка мне поболе о том английском офицере, который меня на балу собой закрыть тщился. Как там его, то бишь?

– Вальдар Камдил, ваше величество, лорд Камварон.

– О нем самом, душа моя. А теперь иди, я нынче притомилась.

Связь исчезла так же внезапно, как и появилась, видимо, наш соглядатай был вынужден срочно покинуть свой наблюдательный пункт.

– По-моему, у тебя есть шанс занять место фаворита, – задумчиво произнес Баренс. – Что ж, это дает нам определенные выгоды.

При этих словах все съеденное нынче взбунтовалось и начало поступательное движение к горлу. Я лихорадочно затряс руками, не имея возможности иным способом продемонстрировать свое несогласие.

– Милорд, может, мне лучше вернуться в Англию? Там меня всего лишь обезглавят, – выдавил я, когда ко мне снова вернулся дар речи.

– Успеешь, мой дорогой, пока ты нужен здесь. К тому же это всего лишь мои предположения и место в императорской постели тебе еще никто не предлагал. А сейчас помолчи. Мне нужно обдумать услышанное.

Он задумался и до возвращения в английское посольство не проронил ни слова.

Полночь висела над городом ровным серым покрывалом, и вдоль прешпекта дул ветер, сгибая деревья и пропитывая листву невской сыростью.

– Однако уже поздно, – задумчиво глядя на циферблат своих часов, отметил лорд Баренс.

Восковые свечи неслышно оплывали на бронзу канделябра, скрывая белым занавесом наготу резвящихся нимф.

– Я думаю, можно выпить по рюмочке коньяка и ложиться в кровать. Надо непременно сказать Редферну, чтобы он положил туда грелки. Терпеть не могу спать в холодной и сырой постели. Кстати, тебе рекомендую тоже позаботиться об этом. – Лорд Джордж поднялся и достал из пузатого голландского буфета бутыль с прозрачной темно-янтарной жидкостью. – Прекрасный французский коньяк, – мечтательно глядя на содержимое сосуда, произнес мой дядя. – Остается только жалеть, что у нас не умеют делать таких великолепных напитков. Теперь возьмем кусочек лимона, посыплем его тертым шоколадом – это лучшая закуска к коньяку. Как говорит один мой знакомый: сие есть единственный резон, оправдывающий существование Франции. – Он разлил жидкость по рюмкам. Со стороны могло показаться, будто, неспешно повествуя мне о ритуале поглощения спиртного, Джордж Баренс присутствует в каждом произнесенном слове, но я имел возможность наблюдать его уже довольно долго и потому мог биться об заклад, что истинные мысли моего дяди все еще не вернулись из Царского Села.