В Астрахани обосновался дядя, родной брат отца – Семен Корнеевич, жил он здесь под именем Ситникова Тимофея Зотовича. По приезде в Астрахань мои родные снимали угол на улице Узенькой, потом переехали на Криушу, а затем смогли купить дом на улице Белинского, дом 37. Это дом моего детства.

Дед Тимофей был грамотным, он устроился работать учетчиком на завод «Красный металлист», цеха которого располагались на улице Ахшарумова. Сейчас на месте этого завода стоит здание школы-интерната. Бабушка Татьяна (Ксения) занималась домашним хозяйством. Своего четвертого ребенка она похоронила, а о Тимошеньке не забывала ни на минуту. Но забрать его из детского дома, куда отдали его соседи по ссылке, смогли только в конце тридцатых годов, когда Тимофею исполнилось 9 лет. Всю жизнь бабушка боялась, что за ней и ее семьей придут и снова отправят в ссылку.

Не знаю, как и когда это произошло, как смогла соединиться со своей матерью бабушка, но помню, что с бабушкой Татьяной (Ксенией) жила еще одна старушка, которую я считал ее матерью и звал бабой Христей.

Продолжу свой рассказ. Жизнь постепенно налаживалась. Дед и бабушка жили под вечным страхом разоблачения, но надо было работать, растить и учить детей. Старший сын Петя учился в автодорожном техникуме, Катя и Тимофей – в школе. Вскоре началась война. Деда Тимофея на фронт не призвали, а Петя был призван в 1942 году, воевал. Как попал к белорусским партизанам, мы не знаем, но последнее письмо от него пришло в апреле 1944 года из партизанского отряда имени Пономарева, который воевал в Слонимском районе Барановичевской области. Погиб Петя 12 октября 1944 года.

После смерти сына дед Тимофей стал чаще ходить в церковь. Надо сказать, что все мои родные происходили из старообрядческих семей. И во время Отечественной войны, когда власти сделали некоторые послабления по отношению к церкви, когда были открыты храмы, родные, которые в душе никогда не порывали связи с Богом, стали снова молиться в храмах. Дед Тимофей был одним из первых, кто начал возрождать старообрядческую церковь, которая находилась рядом с парком «Аркадия». Он добился разрешения от властей о восстановлении храма, и там вскоре стали проводить службу. До своей смерти он был церковным старостой. В храме не было батюшки, и зимой 1949 года дед Тимофей отправляется в Москву, чтобы добиться разрешения о назначении в Астрахань старообрядческого священнослужителя. Это ему удалось сделать, и в Астрахань прислали батюшку для службы в храме. Но, возвращаясь из Москвы, дед простудился и через короткое время умер от быстротечной чахотки. Похоронен он на Старом кладбище.

Дочь Екатерина (моя мать), закончив школу, поступила в Астраханское педагогическое училище. По окончании его в 1950 году уехала в Элисту, где стала работать воспитательницей в детском саду. Там же познакомилась с выпускником военного училища, моим отцом, Полоусовым Иваном Максимовичем.

Интересна и судьба моего отца. Родился он в 1926 году в с. Богородское Ремонтненского района Ростовской области. В 1943 году, когда Красная Армия стала освобождать Ростовскую область, отец шестнадцатилетним парнем убежал на фронт вместе с проходившей через село частью. Воевал зенитчиком. Закончил войну в Польше командиром зенитного расчета. Когда закончилась война, ему было 18 лет, и он поступил в Рижское военное училище.

В 1951 году мои родители поженились, в 1952 году у них родился сын Владимир, в 1956 году появился на свет я. Восемнадцать лет прослужил отец в рядах Советской Армии, в гарнизонах на территории тогдашней Азербайджанской ССР. В 1967 году в звании майора демобилизовался и с семьей вернулся в Астрахань, стал работать в аэропорту. Мама всю жизнь работала воспитательницей в детских садах. Первым ушел из жизни отец, он скончался в 2008 году в возрасте 82 лет, мама умерла в 2015 году, ей было 88 лет.

Мой дядя, Лузиков Тимофей Тимофевич, первые годы своей жизни провел в детском доме в Архангельской области. В конце тридцатых годов родные привезли его в Астрахань, где он после школы поступил в Астраханский институт рыбной промышленности. Закончив институт в начале пятидесятых, уехал на Дальний Восток, где проработал в разных местах и на разных должностях до пенсии. Там он женился, у него родились две дочери. В 2001 году вместе с семьей переехал в Астрахань. Умер в 2012 году.

О родных со стороны моей бабушки Татьяны Сидоровны я знаю очень мало. Живя всю жизнь под чужим именем, она никогда ничего о них не говорила. Только после ее смерти я узнал, что она не Ксения Петровна, а Татьяна Сидоровна, но узнать ее девичью фамилию мне так и не удалось.

Со слов матери, я знаю, что прадед Сидор (отчества и фамилии не знаю) был выборным атаманом в Калаче. Каким-то чудом была сохранена фотография, где он запечатлен в окружении своей свиты. Фотография была сделана скорее всего в начале века. Прадед на ней еще молод, красив и силен. Кто был его женой (Христя?), сколько детей, кроме Татьяны, было у него, я не знаю. Во время гражданской войны он служил в Белой армии, как и большинство казаков. Когда белую гвардию разгромили, мой прадед Сидор вместе со своими однополчанами решил эмигрировать за границу, во Францию. Но по дороге, в поезде, заболел сыпным тифом и был выброшен из поезда. Где он похоронен, не знает никто. Эту печальную историю поведали в своих письмах родственникам казаки, которые все же добрались до Франции…

Конечно, к этому следует кое-что добавить. Дед был атаманом, а сыновья его занимались скотоводством и зерноводством. Много выращивали арбузов. У казаков была интересная система. Арбузы сажали на возвышенных местах, потом огораживалось все невысоким плетнем, и арбузы сами, созревая, скатывались к плетню. Потом подгоняли телегу, запряженную буйволом, и грузили арбузы. Арбузы частично солили на зиму, а в основном скармливали скоту.

Все это я знаю либо с чьих-то слов, либо из документов. А вот о жизни семьи в Астрахани могу рассказать более подробно, с деталями.

Практически я воспитывался у бабушки – и в семейных традициях, и во всех делах, в религиозных тоже. Она была глубоко верующей, крестилась и читала молитвы, стоя и на коленях, соблюдала все, что предписывалось по старообрядческим канонам, соблюдала все посты. Меня она крестила, водила в храм на все религиозные праздники, приобщала к религии как-то ненавязчиво, но во все верилось и очень впечатляло. Бабушка знала больше сотни старообрядческих молитв. А для того, чтобы их все запомнить, молитвы были вышиты на плотной ткани темно-вишневого цвета с желтыми ободочками. Вот по этим желтым ободочкам она перебирала пальцами и читала молитвы, также и заговаривала болезни, например.

Еще мы посещали старое кладбище. Я там голубей гонял. Возле песчаного карьера, помню, была свалка. И мы, детвора, запускали воздушных змеев, такие белые, из бумаги, сами делали. У нас это было традиционное развлечение.

Мы тогда жили на улице Белинского, это был наш последний деревянный, третий по счету дом. До этого мы жили на улице Узенькой, затем около кинотеатра «Маяк», это в районе Больших Исад, там на повороте трамвай ходил.

Но, возвращаясь к религиозной теме, хочу заметить, что бабушка никогда нас не наказывала, никогда не повышала голос, а только ставила в угол – меня в один угол, брата в другой. Нас, детей, воспитывали в хороших традициях: мы всегда были накормлены, сыты и чисто одеты. Два раза в неделю ходили в общественную баню. Меня одевали в вышитую по украинскому образцу рубашку-косоворотку, брюки, ботинки. Главное, никогда нас не наказывали, руки не поднимали. О рукоприкладстве и речи быть не могло. Меня первый раз поймали за куревом. От меня пахло табаком. Бабушка подошла, поставила меня в один угол, брата – в другой угол. Мы часа два постояли – и все наказание. «Будете кушать?» – спросила бабушка как ни в чем не бывало. А вот запомнилось на всю жизнь.