Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Повод действительно есть, — сказал я, — в виде известного анекдота. Приезжает один чувак в «Перли Гэйтс» и сразу же видит перед собой две надписи. На первой из них написано: «МУЖЧИНЫ, КОТОРЫЕ НАХОДЯТСЯ ПОД КОНТРОЛЕМ ЖЕН». Он долго смотрит на эту фразу и находит, что она слишком длинная.
— Естественно.
— И тогда этот чувак начинает читать вторую надпись: «МУЖЧИНЫ, КОТОРЫЕ НЕ НАХОДЯТСЯ ПОД КОНТРОЛЕМ ЖЕН». Он оглядывается вокруг и видит только одного молодого парня. Подходит к нему и спрашивает: «Скажи мне, приятель, почему ты здесь стоишь?» Парень посмотрел на него и отвечает: «Не знаю, моя жена сказала, чтобы я стоял здесь».
Я немного подождал, надеясь услышать смех на другом конце провода.
— Очень забавно, — отметила Сьюзен. — Но это не основание считать, что ты закончил свой рабочий день.
Я захихикал.
— А это еще более забавно, учитывая тот факт, что я не считал нынешний день рабочим.
— Похоже, в твоем голосе сквозит некоторая нервозность.
— Не нервозность, а реальная оценка ситуации.
— А что, собственно, стряслось? Ты же давно занимаешься подобными делами и, по-моему, имеешь… — Сьюзен прервалась на полуслове. — Ах да, понимаю, все дело в том, что речь идет о женщине, не так ли?
— Я просто хочу сказать, что тут совсем другое дело, и не более того.
— Не волнуйся, все будет в порядке. Не важно, кем на самом деле может оказаться эта Нора Синклер. Все равно, кроме тебя, никто не справится с этим делом. Итак, когда будет главное представление?
— Завтра.
— Превосходно. Держи меня в курсе дела.
— Непременно, — пообещал я. — Да, Сьюзен, еще одно…
— Что?
— Я благодарен тебе за кредит доверия.
— Неужели?
— Чему ты удивляешься?
— Я все еще не привыкла к тому, что иногда ты можешь быть скромным и покорным.
— Я стараюсь, — смиренно ответил я. — Одному Богу известно, как я стараюсь.
— Не сомневаюсь в этом. Желаю удачи.
Психиатрическая лечебница, расположенная в Лафайетвилле и находящаяся под покровительством штата Нью-Йорк, находилась к северу от Уэстчестера, и добраться до больницы можно было за час с четвертью. Но Нора мчалась на новеньком «мерседесе» по окруженной лесами и довольно ветреной магистрали «Таконик паркуэй» со скоростью восемьдесят миль в час и добралась до лечебницы на пятнадцать минут раньше.
Въехав на стоянку перед зданием больницы, она нажатием кнопки подняла верх автомобиля и заглушила двигатель. После этого бросила последний взгляд в зеркало, поправила волосы и еще раз подумала, что сделала правильно, решив обойтись без лишней косметики. В этот момент Нора почему-то вспомнила о сестре Коннора. Что-то в поведении Элизабет настораживало ее. Было такое ощущение, будто между ними возникла какая-то невидимая стена, нечто непреодолимое и непонятное.
Нора пожала плечами, словно пытаясь сбросить с себя это наваждение. Выйдя из автомобиля, она заперла дверцу, хотя в таком месте данная предосторожность была явно излишней. Одетая в слегка потертые джинсы и простую белую майку из чистого хлопка, Нора держала под мышкой небольшую сумку из книжного магазина. Направившись к центральному зданию из красного кирпича, она попутно отметила, что на стоянке в это время не было ни души.
Нора прекрасно знала внутренний распорядок психиатрической больницы и все ее рутинные обычаи, так как посещала это заведение каждый месяц в течение последних четырнадцати лет. Нужно было зарегистрироваться возле стола дежурного администратора, для чего следовало предъявить удостоверение личности и расписаться в журнале.
Получив пропуск, она прошла по коридору, свернула налево и шагнула в пустую кабинку лифта. В течение первого года Нора всегда нажимала кнопку второго этажа, однако потом ее мать перевели на самый верхний этаж. Никто из сотрудников института никогда не говорил Норе об этом, но она и сама прекрасно знала, что чем выше этаж, тем меньше шансов у пациента когда-нибудь выбраться из клиники.
Нора вошла в кабину лифта и нажала на восьмерку. Это и был самый верхний этаж.
У старшей медсестры Эмили Барроуз был самый обычный трудовой день, когда не происходит никаких серьезных происшествий, но при этом нет ни минуты, чтобы расслабиться и отдохнуть. Компьютерная система давала сбои, боль в спине никак не проходила, копировальная машина давно уже не работала, голова раскалывалась от мигрени, а кто-то из ночной смены пролил кофе на регистрационный журнал. А ведь еще даже обеденное время не наступило.
Плюс ко всему она, как и тысячи раз до этого, должна подготовить к работе новую медсестру. На сей раз перед ней предстала молодая женщина по имени Пэтси, которая слишком много улыбалась и слишком восторженно отзывалась о своих новых обязанностях.
Обе женщины сидели в служебном помещении на восьмом этаже, когда послышался шум открывающейся двери лифта, расположенного справа от них. Эмили оторвалась от замусоленных страниц регистрационного медицинского журнала и увидела давно знакомое лицо.
— Привет, Эмили.
— Привет, Нора, — ответила старшая медсестра. — Как дела?
— Ничего, а как она?
— Нормально.
Эмили и Нора обменивались этими фразами по меньшей мере раз в месяц, и этот разговор всегда заканчивался одним и тем же — мать Норы пребывала в нормальном состоянии, то есть без изменений.
Эмили посмотрела на Пэтси. Новая медсестра, наивно улыбаясь, пристально следила за их разговором.
— Пэтси, это Нора Синклер, — представила ее Эмили. — Ее мать Оливия лежит в восемьсот девятой палате.
— О! — воскликнула Пэтси с очевидным смущением, что было явной ошибкой с ее стороны.
Нора сдержанно кивнула.
— Рада познакомиться с тобой, Пэтси. — После этого она пожелала новой медсестре успехов в работе и быстро зашагала вдоль длинного коридора.
А Пэтси сразу же наклонилась к старшей медсестре и перешла на шепот:
— Оливия Синклер… это та самая дама, которая застрелила своего мужа?
Эмили ответила ей тоже шепотом:
— Так постановил суд присяжных. Много лет назад.
— Значит, вы не верите, что она это сделала?
— Отчего же, верю, она действительно убила своего мужа.
— Ничего не понимаю. Почему тогда она доживает свой век здесь?
Эмили посмотрела в дальний конец коридора, желая убедиться, что Нора находится вне пределов слышимости разговора.
— Я слышала много лет назад, что в первые годы своего пребывания в тюрьме, где она отсиживала пожизненный срок, Оливия вела себя нормально, и никаких проблем с ней не имелось. Короче говоря, образцовая заключенная, но потом у нее просто поехала крыша.