Как же жаль, что не видно подробностей! Я лишь наблюдала за тем, как девица, схватив ртом воздух, будто задыхаясь, закатила глаза в тот миг, когда брюнет, продолжая тискать ягодицы партнерши, присел и… впился губами в святая святых! Мне казалось, что я буквально ощущаю, как трепещут сейчас ее половые губки, и у самой, там же, все аж задрожало от мысли, что когда-нибудь… кто-нибудь так же… или даже я кому-нибудь… Блондинка же тем временем вся изъерзалась, стараясь поплотнее прижаться тем самым местом к ласкающему ее мужчине. Упругие груди покачивались, голова то откидывалась назад, то, наоборот, склонялась. Ее руки то сжимали ткань прикрывавшего меня одеяла, то разжимались. Это нехитрое действо привело к тому, что мой покров сполз, открыв ей вид на… В общем, мы были квиты. Позавчера я наблюдала, как она трепещет и истекает соком, теперь пришел ее черед.

Словно только сейчас заметив мое присутствие, девица скользнула по мне взором: начала с глаз, задержалась на губах, груди, спустилась ниже и… вот там она его задержала и, облизнув губы, каким-то голодным взглядом уставилась мне в глаза, будто чего-то ждала.

Та я, из сна, и наблюдательница из прошлого – опешили. Не без труда удалось робко взглянуть на явно напрягшегося синеглазого, на едва виднеющуюся макушку увлеченного ласками брюнета, в светло-голубые глаза блондинки…

Я гулко сглотнула и… повинуясь инстинктам, немного съехала спиной по стене, поближе придвигаясь к девице. Та поняла это правильно. Ее губы тут же потянулись к внутренней стороне моего бедра. Прикосновение взорвалось тысячами мурашек по всему телу. Перед глазами, ослепляя, вспыхнули фейерверки. Моя спина непроизвольно выгнулась дугой, а из сжатой в спазме глотки вырвался громкий вздох. Оставляемые поцелуями влажные дорожки на коже одновременно будто обжигали и замораживали, дыхание девушки опаляло огнем.

Мое тело здесь, на лугу, тоже плавилось от вожделения. Не вынеся пытки, одна рука задрала подол сарафана и, оттянув в сторону эластичную ткань трусиков, ласкала истекающее соком сосредоточение желания. Вторая сквозь ткань оглаживала полушария грудей, сдавливая пальцами то один, то второй сосок. И да, я параллельно продолжала переживать ранее испытанные ощущения: там, во сне, мои ноги напряглись и задрожали в предчувствии чего-то неизведанного, а руки начали ласкать сладко занывшую грудь… Брюнет же в это время приподнялся, оценил ситуацию и агрессивно вошел в блондинку, отчего та даже вскрикнула, но тут же завиляла задом и замычала. Лоснящийся от пота парень то резко нанизывал ее на себя, замирая в конечной точке, то, наоборот, начинал двигаться очень медленно, словно дразня партнершу, а потом даже запыхтел, с усердием нашпиговывая ее собой.

Кто бы знал, какого труда мне, нынешней, стоило вынырнуть из пучины былого возбуждения, отвлечься от нынешних ощущений и боковым зрением оценить состояние синеглазого! Но это усилие того стоило! Будучи уверенным, что все увлечены и никто на него не обращает внимания, мужчина сбросил маску хладнокровия и, пожирая прищуренными глазами происходящее у меня между ног, подался вперед, одной рукой довольно грубо массируя ощутимо топорщащуюся ткань джинсов в области ширинки.

Нет ну надо же?! А с виду лед льдом, даже и не подумать было, что ничто человеческое ему не чуждо. Я аж в себя пришла от подобного открытия. Это же сколько силы воли надо иметь, чтобы, смотря на все это, – сдерживаться? Ведь даже я, сейчас, специально наблюдаю за его и своими реакциями, и то вся сочусь и схожу с ума от желания, то каково было ему находиться рядом и сохранять видимость равнодушия? Не то чтобы не накинуться, но даже ни единым жестом себя не выдать? Последний подмеченный мною момент не в счет, тогда он был абсолютно прав – присутствующим действительно не до него было.

Продолжая вспоминать, я вновь завелась. Как ни старалась сосредоточиться, а все равно погружалась в пучину охвативших меня некогда чувств. Ведь в ту ночь блондинка только и успела лизнуть меня в губки, отчего я непроизвольно зажала ее голову ногами и тут же забилась в долгих конвульсиях экстаза. Собственно, «гости» кончили практически одновременно со мной. Да и реальная я синхронно с ними содрогнулась и застонала, испытав оргазм.

«Так, Лера, дышим спокойно, не время для плотских утех, сначала дело надо сделать, и в качестве приза получишь этого синеглазого самца… Ведь он тебя возбуждает… Ты его хочешь, а не эту…» – попытался наставить меня на путь истинный мой внутренний голос.

Вот только вопреки всему взять себя в руки никак не удавалось. Вроде и воспоминание к концу подошло, организм параллельно разрядку получил, а мне все мало. И вдруг я почувствовала на себе чей-то взгляд. Быстро одернув подол сарафана, села, осторожно выглядывая из-под навеса. Хм… Вроде бы никого, но ощущение того, что кто-то смотрит, не отпускает.

Может, в лесу кто-то прячется? Хотя кому тут быть? Глушь же. И тут всплыли в памяти совсем недавние ощущения: точно так же будто смотрел на меня кто-то во дворе Агрипининого дома, и там – в лесу, возле деревянного изваяния. Только тогда я настолько шокирована была всем происходящим, что не отдавала отчета этим ощущениям, а теперь вот вспомнила.

Не по себе как-то стало от осознания, что где-то рядом, возможно, кто-то есть. Я-то свыклась уже с мыслью, что здесь я почти как на необитаемом острове. Мурашки по телу побежали, сердце забилось учащенно, а руки знай себе пожитки в котомку запихивают. Бежать. Бежать прочь без оглядки, моля всех богов, чтобы ничего дурного не случилось. А чего еще ждать, если наблюдатель явно стал свидетелем сцены моего самоудовлетворения? Почему-то я была уверена, что это мужчина. Был в этом взгляде оттенок похоти. Выскакиваю из-под навеса, срывая с колышков тонкую ткань простыни и…

– Гриша? – выдохнула я, уставившись на взирающего на меня ворона.

И… нет, не может такого быть… Хотя вот, опять! Не-ет… Это просто солнце бликует в глазах-бусинах или, может, небо отразилось? В общем, в какой-то момент привиделось, будто у него глаза – синие!

Загадала мне судьба загадку. Сначала силу ведьмовскую навязала, а потом еще пару раз добавила, чтобы мало не показалось. Еще и проклятие это, да страх девственности до срока лишиться. И суккуб этот, чтоб ему, со своим изваянием в глухом лесу возле заброшенной деревеньки…

Следующие несколько дней зеркально отражали мой первый день одинокой жизни в… теперь уже – моем доме. Перед сном выпивала полстакана оставленного Агрипиной отвара, который бережно хранился в холодильнике, и отправлялась в опустевшую спальню. На кровать перебираться не решалась, еще свежа была память о том, как здесь спала почившая на днях старушка. Ночка повадилась спать со мной. А так… Вставала утром, в гордом одиночестве завтракала чаем с медом, кормила зверинец, навещала Агрипинину могилку и топала к «кругу силы». Там натягивала простынку на колышки и, оставив вещи на лугу, шла «поздороваться» к деревянному изваянию в лес. Это стало своего рода ритуалом.

Кстати, Гриша теперь всегда крутился поблизости и уже не скрывался. И почему-то от его присутствия становилось немного легче. Потом я погружалась в воспоминания, но ничего особого в них пока что не было, складывалось ощущение, что синеглазый чего-то испугался и теперь держал «своих» гостей от меня подальше, и, как итог, подмечать особо-то было и нечего. Но я терпеливо анализировала увиденное, иногда устраивала отрезвляющие заплывы, обедала, опять вспоминала и возвращалась в дом возле кладбища.